Не очень зрелый, но открытый для всех предложений.
— Вы моя единственная надежда, — зачастила она.
— Ой ли? — усомнился я: сработал рефлекс галантности.
Я чувствовал бедром ее пальцы и уже не мог совладать с желанием. В порыве неуместной стыдливости я пожалел, что не положил презервативы в другой карман. По-прежнему не двигаясь, она продолжала совсем тихо:
— Мой любимый сидит в предварительном заключении. Это он будет вас интервьюировать. Он отказывается от свиданий со мной, с тех пор как его посадили… Он уверен, что ему светит десять лет, и хочет, чтобы я его забыла.
В висках стучало. Я кивнул с подобающим случаю выражением лица, которое можно было истолковать как угодно. Итак, чистое наслаждение было лишь моей фантазией и кончилось пшиком. Я был разочарован и глубоко уязвлен собственным заблуждением.
— Полина, присмотрите за пирогом, еще десять минут.
— Не беспокойтесь, Жанна! — крикнула Полина в сторону кухни, по-прежнему сжимая пальцы в моем кармане.
Потом повернулась ко мне и продолжила на три тона ниже, со слезами на глазах: — Как можно забыть человека, которого любишь? Его голос, его улыбку, его кожу… Скажите ему, что я не могу. Не могу и не хочу. И… передайте ему… сувенир, — добавила она, убирая руку. — От вас, я думаю, это будет иметь смысл. Во всяком случае, вес. Вам это не слишком неприятно?
Ее умоляющий взгляд потряс меня еще сильнее, чем сама ситуация. Я сказал: «Конечно, нет», удержав просившееся на язык «с удовольствием». Она кивнула, отвернулась, взяла «Шамони-оранж» и надкусила его широко, как яблоко. Крошки глазури посыпались на книгу, которую я не успел подписать.
— Он не отвечает на мои письма, — снова заговорила она с полным ртом. — Но это ведь сильнее слов, правда?
Я не отрицал. Шелковый комочек в глубине моего кармана стал комом у меня в горле.
— Надеюсь, я вас не обидела, — спохватилась она.
Да, пожалуй, это было слабо сказано.
Она уточнила:
— Как писателя.
Сказав, что это сильнее слов.
— Нет, нет.
— Вы славный. Не знаю, что со мной, я должна бы сгорать со стыда. Просить мужчину о такой услуге…
— Что вы, пустяки, — отмахнулся я, силясь совладать с эрекцией, ибо мне, увы, ничего не светило.
— Спасибо. Правда, спасибо, Куинси. Я останусь здесь, все приготовлю, буду ждать вас.
Я для приличия съел «Шамони-оранж». Мне было горько, потому что из-за меня глаза женщины никогда не горели таким нетерпением.
— Мы уходим! — В комнате появилась хозяйка в пуховике и со связкой ключей. — Вы закончили?
