Автомобиль козлом поскакал по ухабам, едва уворачиваясь от мелькающих деревьев. То одна, то другая тварь старалась попробовать машину на прочность, бросаясь на неё своей массой. Джип, как игрушечный, резко дёргался под этими ударами. Вовка внутренне сжался: "А вдруг в стекло? Вынесет же нафиг!" Что будет потом, даже думать не хотелось. Он покрепче ухватился за спинку Пашкиного сиденья, расперевшись ногами по сторонам.
Даже это помогло слабо, поскольку пассажиров швыряло по салону как котят. Особенно девчонку. Она не держалась совсем, больше заботясь, чтоб не выронить свои деревяшки. "Как будто они ей помогут. Вот дура! Впрочем, как и все бабы" – ни с того ни с сего озлился Вовка, цепляя и прижимая к себе девчонку левой рукой. Мельком глянул в окно, да так и замер: лес переменился!
Проносящиеся мимо деревья собой больше всего напоминали японский бонсай, но увеличенный до размеров крепкого дуба. Скопище изогнутых, перекрученных веток; узловатых, словно изломанных стволов жутко давило на психику, вызывая в душе страх, подкрепляемый постоянными атаками разъярённых тварей. Паша подвывал на одной ноте, изредка сбиваясь на матюги. При этом он с таким ожесточением вертел баранкой, словно задался целью вырвать её с корнем из приборной доски.
Поняв, что грубой силой с машиной не совладать, твари изменили тактику. Они, с боков и сзади, охватили джип подковой и помчались рядом, издавая утробный полурык-полувой. Этот, казалось бы, негромкий звук легко перебивал гул мотора и треск валежника под колёсами. Непонятно отчего, на Володю накатился безотчетный страх, увеличивающийся с каждой секундой. Руки-ноги ослабли, стали ватными, и Вовку опять начало мотать по сиденью. Сквозь тошнотворную волну ужаса, он каким-то шестым чувством уловил, что чем дальше его голова отклоняется от девушки, тем страшнее ему становится.
Володя, позабыв про все условности, обхватил соседку и прижал голову к её плечику. Сразу стало легче. Жуть уменьшилась, вернулся самоконтроль. Вовка уже целенаправленно подвигал головой и понял, что дело не в самой девушке, а в том деревянном овале, который она сжимала в кулачке. Именно он гасил ужас, который наводили твари своим воем.
– А-а-а! Я ослеп! Я ничего не вижу! – вдруг заорал Пашка. Прежде чем Володя успел что-то предпринять, Павел с юзом остановил машину, наощупь отстегнул ремень и, нашарив ручку на двери, вывалился наружу. Продолжая кричать, он слепо бросился прочь. Зацепив плечом дерево, по-кошачьи изогнулся и полез вверх по стволу, шустро перебирая руками.
