— Да.
— И ты поедешь?
— Конечно! Ведь этого требует мой настоятель.
Граф ближе подошел к Бруно и взволнованно прошептал:
— Ты не должен возвращаться в монастырь ни в коем случае. Ты не знаешь, что там ожидает тебя. Ведь ты недавно в монастыре и не имеешь понятия о том, какая судьба постигла многих монахов, осмелившихся смотреть на служение церкви так же, как смотришь ты, и не представляешь себе, как мстительны твои братья-монахи, как они настроены против тебя, Бруно! Ты бросил в них камень, и они никогда не простят тебе этого!
Молодой священнослужитель отошел к деревянному кресту, стоявшему на краю дороги, и, глядя на графа, спросил:
— Что же я должен делать, по-вашему? Если я не вернусь добровольно, меня потащат туда силой.
Граф быстро осмотрелся. Оттфрид был так далеко, что до его слуха не мог долететь ни один звук, тем не менее граф подошел еще ближе к монаху и шепотом произнес:
— Остается лишь одно средство спастись — бежать отсюда далеко, в другую страну, и бежать немедленно, не откладывая своего отъезда ни на минуту.
— И это говорите мне вы, граф Ранек, — с удивлением сказал Бруно, — вы, брат моего настоятеля, глава старинного рода, все предки которого были строгими католиками? Ведь графы Ранеки особенно гордились тем, что всегда оставались решительными приверженцами церкви и служили опорой для католического духовенства. Неужели вы искренне даете мне совет не возвращаться в монастырь?
— Ты можешь по этому судить, как велика опасность, ожидающая тебя, — беззвучно ответил Ранек.
Молодой монах с величайшим удивлением взглянул на Ранека.
— Прежде чем продолжить разговор, ваше сиятельство, я прошу вас объяснить мне, почему вы принимаете такое необыкновенное участие в моей судьбе? Что побуждает вас так сильно переживать за совершенно чужого вам бедного человека? Я и раньше искал ответа на эти вопросы. Теперь, когда вы ради меня жертвуете семейными традициями, я особенно прошу вас разъяснить мое недоумение.
В голосе и словах Бруно выражалось неподдельное недоумение, ясно показывавшее, как он далек от разгадки истинного положения вещей. Граф долгим взглядом посмотрел на монаха и наконец произнес:
— Хорошо, я исполню твое желание. Я и так решил сказать тебе все, прежде чем мы расстанемся с тобой. Ты ведь уедешь?
— Нет!
— Бруно, умоляю тебя!
— Нет, я вернусь в монастырь!
— Боже, что за упрямство! — воскликнул граф, безнадежно махнув рукой. — Совершенно такой же, каким был я... — и, не окончив фразы, он смущенно остановился. — Почему ты не хочешь уехать? — спросил он снова после недолгого молчания. — Повторяю тебе, что это единственный путь к спасению.
