Отдышался, поплыл к берегу, вышел на камни.
— Не достал? — спросила девочка.
После холодной глубины, напряжения виделось четче, красочнее. У девочки — приметил он — все маленькое, резковатое, и лишь необычно широкие, расплывчатые глаза, да волосы пепельного, неживого цвета — наверное, крашеные. Она знала, что он присматривается к ней, ждала ответа.
— Не захотел, — сказал мальчик.
Девочка залилась негромким, заранее приготовленным смехом, вглядываясь в мальчика, наслаждаясь его смущением, которого, конечно, он старался не выказать. Пожалуй, это ему удалось, она притихла, подвинулась к нему.
— Знаешь, — вздохнула она, — а Сима из Москвы достал. И Радик из Смоленска. Своим дурочкам подарили.
Мальчик отвернулся. Ему казалось, что если он будет смотреть на нее, она опять рассмеется, и он не сможет хорошо отдохнуть. Стал смотреть вдоль берега, в глубину залива, где сияли белые корпуса пансионата и пляжи возле них были устланы тысячами тел. Мальчик впервые видел такое скопление обнаженных, жаждущих моря и солнца людей; пляжи казались ему доисторическими лежбищами. Он не говорил об этом родителям, просто отпрашивался на пустые берега.
Можно было плыть, кожа обсохла, потеплела, лишь тяжелил желудок глоток морской воды. Мальчик вскользь глянул на девочку, не понимая ясно для чего: может, убедиться в том, что она уже забыла про него; может, подбодрить себя: она — необыкновенная, странная, надо выполнить ее желание.
В холодной, мерцающей желтым светом глубине он увидел рапану. Медлительный моллюск почувствовал, что за ним охотятся, старательно уползал в темень каменного грота, оставляя след на белом песке. Зелено-красным облаком протекла рыбья стая. Колыхнулись, вытянулись, как по ветру космы водорослей. Краб раздирал клешней створки мидии. Сильно замутив воду, мальчик схватил раковину, пошел вверх.
Сквозь мокрое стекло маски он увидел девочку — сначала отдаленно, мутноватым пятном; а когда сдвинул маску — отчетливо, будто она вместе с берегом придвинулась к нему. Поднял руку, хотел бросить ей рапану; и вдруг, ощутив упругий, зябкий толчок в ладонь, расслабил пальцы; всего на мгновение — и раковина булькнула в воду.
Мальчик сел по другую сторону валуна, чтобы не так заметна была его бледная гусиная кожа, дышал ртом, чтобы не стучали зубы. Девочка легла на живот, положила голову на ладони. Она ничего не сказала, не глянула в его сторону. Можно было подумать, что ей все равно, кто с ней рядом и совсем не нужна ей рапана, но… в ее позе, расслабленной, совсем не напоказ, чувствовалось пренебрежение, безразличие к себе, берегу, морю. А главное — к нему, мальчику, зачем-то появившемуся и испортившему такое нежное утро.
