Млять, какой же я долбодятел! Хуже!
Знамя в чехле.
С коттдарме* гербы спороты.
Оружия почти нет.
Обоз полный раненых,
А я на это внимания не обратил… Сука… Полторы сотни невинных душ загубил. Не считая искалеченных… И барона Кольмара, вместе с сыновьями, свитой и бурмистром города Сен — Дье…
Песец… Да меня Карлуша повесить прикажет. И разбираться особенно не будет. А остальные дворяне, заплюют как первостатейного негодяя, нагло поправшего рыцарственность. Да со мной на одном поле никто гадить не сядет…
Вот это влетел… Что же делать? Что же так руки трусятся? Вроде вчера особо винцом не увлекались. По кубку привезенного Туком тяпнули и все…
— Логан…
— Да, ваша милость?
— Что делать?
— А что делать?
— Что нам, с этим делать!
— Да ничего… — шотландец недоуменно пожал плечищами. — Бывает. Попутали… Они попутали.
— Они?
— А кто еще? Ваша милость, а вы не заболели? Вид ваш мне не нравится…
— Да здоров я. Они или мы?
— Они конечно. Мы‑то причем? Откуда мы знали, что война закончилась. Белого флага у них не было. Сами виноваты. Что‑то вы и в самом деле бледный…
— Ну, да… — в разговор вступил Альмейда. — Флага не было. А положено при себе иметь в подобных случаях. Капитан, вы не ранены?
— Идите к черту. Значит, ничего страшного?
— Ну, да. Что с пленными‑то делать?
— Что? Отпустите. Пораненным и увечным помощь окажите. И барона… Ну… то что от него осталось, пусть тоже заберут…
— Сначала пусть своих захоронят, а я отпою скопом… — предложил Уильям.
— Делай как знаешь… — отмахнулся я от Тука и присел на тюк сена.
М — да… Что‑то я мнительным стал… Белого флага действительно не было. Может я действительно приболел? Голова какая‑то пустая и перед глазами все плывет… М — мать…
— Вот до чего ты себя довел Жанно… — в темноте возникло красивое женское лицо обрамленное черным монашеским клобуком.
— Пустое! — отрывисто бросил коренастый бородатый мужчина в родовой короне графов Арманьяк. — Я‑то в его годы!..
— Бессовестный… — укоризненно сказала ослепительно красивая девушка с младенцем на руках. — Все вы Арманьяки такие…
— По краю, ходишь ты, по краю ходишь ты… Га — га — га… — видение Жанны де Фуа и отца с матерью, сменилось образом гогочущей атаманши из мультфильма 'Бременские музыканты', но с лицом руа франков Луи Всемирного Паука…
— Береги себя, береги себя, береги себя, себя, себя — я–я — я… — громыхнул речитативом и стал затухать чей‑то голос.
— По делам е — е–его судим буде — е–ет… — еще кто‑то затянул на манер церковного пения.
