Барбаросса | страница 29
Я переоделся в цивильный костюм (приходилось в командировку таскать небольшой гардероб), надел мягкую шляпу с широкими полями, положил в карман пистолет и вышел на улицу Минска.
Минск был в целом спокойный город. Нам было известно о подпольном горкоме КП (б) Белоруссии во главе с И. Ковалёвым и создании малых подпольных групп. Каких-либо репрессивных действий со стороны оккупационных властей не было и деятельности подпольных групп тоже не отмечалось. Просто в городе поменялась власть.
Она шла по краю тротуара, стройная, в демисезонном пальто, в чёрной маленькой шляпке с вуалью, с сумочкой в одной руке и мужским зонтиком в другой руке. Она поддевала наконечником зонтика золотые кленовые листья и пыталась поднять их. Она никого не видела и не существовала на этом свете.
– Помогите мне, – тихо сказал я ей.
– Как я могу помочь вам? – спросила удивлённо она.
– Спасите меня, – грустно сказал я, – я одинок, я один в большом городе, скоро начнётся комендантский час и меня арестуют. Спасите меня.
– Пойдёмте, – тихо сказала она, – но вы должны обещать, что не сделаете мне ничего плохого.
– Обещаю, – торжественно сказал я и приложил свою руку к груди.
По пути я зашёл в один из магазинов для немцев и купил вина, ветчины, хлеба, фруктов и флакончик французских духов в красной коробочке, перевязанной золотыми нитями.
– Вы немец, – спросила она.
– Нет, я русский, просто у меня есть немецкие деньги, – ответил я.
– А где вы взяли немецкие деньги, – спросила она.
– Я их украл, – сказал я.
– Вы вор, – удивилась она.
– Нет, я борец с оккупантами, – ответил я.
– Я поставлю чайник, – тихо сказала она.
– А я помогу сварить кофе, – предложил я.
– Кем вы были в той жизни, – спросила она.
– Я был поэтом, – ответил я.
– Поэтом, – удивилась она.
– Да, – ответил я, – вот, послушайте мои стихи:
– А как зовут вас? – спросила она.
– Меня зовут Дон, – сказал я.
– Дон, – задумчиво произнесла она, – как будто удар колокола, дон-дон-дон…
– А я и есть колокол, – улыбнулся я, – стоит вам произнести три раза слово Дон, и я сразу появлюсь.
– Неправда, вы не появитесь, – грустно сказала она, – чудес не бывает.
– Зато вы вспомните обо мне, и мне сразу будет тепло, – сказал я.
Мы пили с ней кофе, пили рубиновое вино из высоких бокалов, я целовал ей руку и читал свои стихи: