Громко хлопает выстрел, отдача такая, что руку дергает и пистолет чуть не вырывается из пальцев.
От выстрела летчик вздрагивает, поднимает голову. Алеша подгоняет его:
«Шнель! Шнель!» — Это слово он знает, в школе учил немецкий.
К его удивлению, фашист покорно, морщась от боли, вылезает из машины.
«Коммен!» — опять командует Алеша.
И тот идет.
Вот только куда его вести? Фабричный поселок, от которого Алеша шел, в километре отсюда. В училище разве доставить? Это было бы здорово! Венька Потапов от зависти лопнет, когда увидит Алешу с пленным немцем. И пусть, меньше станет задаваться. Военпред, который по нескольку раз в неделю наведывается в мастерскую проверять, сколько изготовлено деталей, перед строем обязательно произнесет речь: «Так и должны поступать советские патриоты!» Обязательно так скажет.
Но до училища тоже далеко. Пока ведешь, еще сбежит. Может, кто пойдет по дороге, надо подождать. Да, так и следует сделать, потом доставить прямо военкому.
«Садись!» — Такого слова по-немецки Алеша не знал, просто сказал «садись!» и указал пальцем на землю…
Встречные прохожие с удивлением смотрели на худенького парнишку в непомерно большом казенном картузе, который что-то выкрикивал, размахивал руками. Глаза его горели огнем отваги, щеки раскраснелись, он никого не замечал, был весь во власти своего воображения. Иные подумывали, вглядываясь: «Чокнулся, что ли, бедняга?»
Возбужденный, с горящими глазами, и ворвался Алеша Карасев в мастерскую ремесленного училища — длинное помещение с низким потолком, уставленное верстаками. И сразу же рванулся к Сене Галкину.
Самое примечательное во внешности Сени — его длинный и тонкий нос, кончик которого был чуть вздернут, отчего выражение Сениного лица всегда было задорным и несерьезным. Сеня легче всех освоился с работой, его худые пальцы ловко выхватывали из ящика мелкие фибровые детали, гайки с наружной резьбой, все это быстро попадало в гнездо ручного пресса, а потом отлетало в правый ящик для следующей операции. Уже через час правый ящик наполнялся, ребята, сидевшие на следующей операции, никак не успевали за ним, завистникам казалось, что Сене попала самая легкая, не требующая затрат труда и времени работа. Были охочие, пересаживались на его место — и ничего не получалось, и на другом месте он работал, как заведенный. Потому и был Сеня Галкин на хорошем счету у мастера, потому и ребята с некоторым удивлением приглядывались к нему.
— Сенька, любишь ли ты кого, кроме себя? Есть у тебя кто-нибудь на фронте? Совесть-то у тебя хоть какая-нито есть? Ты почему мне рогатку не отдал, почему не вернул? Ты же у меня ее брал?
