– И ты, естественно, честно призналась, что твой род – Рюриковичи?
– Нет, – улыбается Анна, – честно призналась, что в моих жилах голубой крови нет ни грамма. Самая обычная красная, плебейская. Но он продолжал любезничать напропалую. Я сказала (как тобой было велено), что уезжаю на недельку в Париж и прошу до моего возвращения с портретом повременить. Тогда он заявил, что я сама – француженка чистой воды и напоминаю Анук Эме. Была такая знаменитая актриса в шестидесятые годы прошлого века. Ты смотрел фильм «Мужчина и женщина»?
Ощущаю укол ревности.
– С чего это он так тобой восторгался? Его любовница на четверть века моложе тебя, а уж какая куколка! Похоже, он всем позирующим бабенциям комплименты отвешивает. Чтобы больше заплатили.
Анна обиженно замолкает. Костеря себя последними словами, обнимаю ее, целую в висок, спрашиваю:
– Мною не интересовался?
(На этот случай она должна была намекнуть Сергуне, что я – связанный с криминалом подпольный безнесмен.)
– Нет… как ни странно, – в ее голосе змейкой проскальзывает ехидца.
За свою достаточно долгую жизнь я заметил: в любой женщине, даже в Анне, сидит ядовитая баба. Только в одной этой бабы сотая доля процента, а в другой – все сто. Но есть обязательно.
– Ну и славно. Ты умница и свою роль сыграла на пять с плюсом.
– Льстец, – качает она головой.
Подаю «копейку» к обочине, жадно припадаю к губам Анны, раскрытым и мягким.
* * *
Когда утром я забирал готовый ключ, Гудок, демонстрируя свою работу, так и сиял от торжествующей гордости мастера: «Нет, Королек, ты погляди. Это ж произведение искусства! Вот только подойдет ли? Ты уж мне сообщи. Если что, переделаю».
Ключик и впрямь был изготовлен с любовью и посверкивал, как дорогая безделушка.
Сейчас около полвторого дня. Скучаю в «копейке», терпеливо поджидая Сергуню возле дверей серо-коричневой махины. Пора бы хлопцу показаться на улице. Самое время перекусить, небось, ресторанчик восточной кухни уже заждался.
Ага, вот и наш маленький Леонардо да Винчи. Усевшись в «тойоту», он отправляется в царство шашлыков, мант, люля-кебаба, плова, шербета, рахат-лукума, бешбармака и прочего жирного, острого и сахаристого.
Ну, теперь мое время.
Чувствую себя, как паскудник Германн из «Пиковой дамы», крадущийся к старухе, чтобы выпытать тайну трех роковых карт. Как там, у Сан Сергеича сказано? «Легким и твердым шагом»? Именно таким манером, легко и твердо взлетаю на шестой этаж. Как и пушкинскому Германну, мне фантастически фартит: коридор совершенно пуст. Более того, хоть и с некоторым трудом, но все-таки удается отомкнуть дверь Сергуниной мастерской. Подошел ключик!
