– Что там?
– Султанша… – она замялась. – Михримах-султан отобрала для Повелителя очень красивых рабынь.
– И?
– Одна из них ему приглянулась. Он отдал приказание подготовить ее к хальвету.
Нурбану медленно закрыла глаза и сжала кулаки.
– Уходи отсюда! Немедленно!
– Султанша, Вы…
– Я сказала, ступай! Нет, подожди. Михримах-султан у себя?
– Кажется, да.
– Отлично. Я ей все скажу.
– Прошу Вас, подождите, Вы очень взволнованны!
– Ты кто такая, чтобы мне указывать?
Нурбану старалась успокоиться. Прежде чем войти к Михримах, она сделала несколько глубоких вдохов. Сестра Повелителя была не одна, рядом с ней сидела ее дочь Айше Хюмашах. Кажется, они что-то вышивали.
– Нурбану-султан, чем обязана? Надеюсь, с тобой все в порядке? – голос Михримах был приторно вежлив, но Нурбану сразу почувствовала фальшивые нотки.
– Михримах! Я хочу знать, кто та наложница, которая отправилась на хальвет к Селиму?
– Зачем? Ты вполне можешь справиться у кизляра-аги, Нурбану. Не понимаю, зачем ты пришла с этим ко мне.
– Пришла, потому что… Хочу, чтоб ты знала – это в последний раз.
– Что именно?
– Ты в последний раз выбираешь девушек для султана!
Глаза Михримах сузились.
– Позволь, Нурбану, ты, наверное, забыла, но гаремом управляю я, так распорядился мой отец, султан Сулейман, после смерти моей матери, Хюррем-султан, и нынешний султан, который приходится мне братом, данного распоряжения не отменял. Это первое. А второе – не я выбираю девушек для султана, он сам делает выбор. И если он захотел сегодня разделить ложе с рабыней – это его дело, ни ты, ни я не можем ему помешать.
Нурбану сделала еще один вдох, дабы унять бурю, разразившуюся в ее душе.
– Я повторяю. Это в последний раз, – произнесла она нарочито медленно, желая донести до Михримах всю свою злобу.
После ее ухода Айше Хюмашах с тревогой посмотрела на мать.
– Валиде, уж не пытается ли она Вам угрожать?
– Не волнуйся, дорогая моя. Вот уж не думала, что Нурбану-султан настолько ревнива, – произнесла она с усмешкой.
Сдержанная и спокойная на людях, оставшись наедине с собой, Нурбану могла дать волю чувствам и разрыдалась. То была горечь обиды обманутой в своих ожиданиях женщины. То была ревность к этой неизвестной молодой сопернице. То было осознание собственного бессилия. То была накопившаяся за долгое время усталость. Она слишком много перенесла за последнее время. Она думала, как успокоить Селима, но и сама ведь тоже нуждалась в утешении. Ей самой было, ой, как непросто. Нужно быть очень сильной женщиной, чтобы скрывать свою слабость, не показывать, как ей тяжело. Нурбану это блестяще удавалось, но постоянная борьба истощала ее, отнимала физические и душевные силы. К тому же Нурбану по натуре была одиночка. Она не желала ни с кем делиться своим горем, никогда не просила о помощи, о сочувствии. Дочери не были ей близки, а после замужества еще больше отдалились. Любимый сын уехал, наверняка развлекается со своей Сафие (при мысли о ней Нурбану передернуло). Единственной подругой, да и то с большой натяжкой, она могла назвать Джанфеду. Она служит ей целую вечность и всегда на ее стороне. Но она служанка и не должна видеть ее в таком состоянии.
