Очерки об истерии | страница 45



Вероятно, в своём терапевтическом рвении на этот раз я зашёл слишком далеко. Даже спустя полтора года после лечения, когда фрау Эмми фон Н. находилась в относительно хорошем состоянии, она жаловалась мне, что её сильно удручает то, что определённые, очень важные моменты своей жизни она никак не может вспомнить достаточно ясно. Она считала это свидетельством снижения своей памяти, а мне же приходилось остерегаться того, чтобы пациентка не узнала истинную причину такой специфической амнезии. Поражающий успех терапии в этом пункте скорее всего связан с тем, что я вынуждал пациентку с мельчайшими деталями рассказывать мне о том, что хранилось в её памяти [пациентка делала это гораздо подрбнее, чем отражено в моих записях], обычно же мне достаточно простых упоминаний фактов.

К моему удивлению после сделанного мной внушения пациентка сразу же переходит к разговору о князе Л., чей побег из сумасшедшего дома заставил тогда многих говорить об этом, приводя к появлению ещё более устрашающих представлений о психиатрических больницах; так среди ходящих слухов можно было встретиться с тем, что людей там лечат посредством обливания головы ледяной водой, помещают больного в специальный аппарат и долгое время в нём вращают, пока он полностью не успокоится. Три дня назад, когда пациентка впервые начала жаловаться на испытываемый ею страх перед сумасшедшим домом, я прервал её рассказ на первой фразе о том, что больных там привязывают к стульям. Но вскоре я начинаю понимать, что ничего этим не достигну, что нужно выслушать пациентку до конца, вплоть до последнего пункта. Так я и делаю, а затем устраняю у неё и эти новые, ужасные представления, апеллирую к её рассудку, да и в конце-то концов здесь мне можно доверять гораздо больше, чем глупым девицам, от которых она понаслушалась жутких историй о условиях пребывания в сумасшедшем доме. Так как в речи пациентки иногда замечается что-то напоминающее заикание, то я заново спрашиваю её о том, когда впервые появилось заикание. – В ответ на мой вопрос с её стороны не доносится ни звука. – Вы действительно ничего не знаете об этом? – Нет. – Почему же нет? – Почему? Потому что я не могу (это она уже выговаривает грубо и зло). В словах пациентки можно видеть успех сделанных мной внушений. Пациентка высказывает желание выйти из гипноза, что я и делаю.

Эту небольшую сценку, произошедшую в наших отношениях, я понял лишь на следующий день. Непокорная натура пациентки, протестующая как в состоянии бодрствовании, так и в искусственно вызванном сне против любой формы принуждения, была разгневана тем, что я не выслушал до конца её рассказа, прервав его для проведения внушений. У меня накопилось и много других доказательств того, что она критическим взором оценивала мою работу, не выходя из гипнотического сознания. Наверное, пациентка пыталась таким образом высказать мне свой упрёк за то, что я мешаю ей рассказывать, подобно тому как я помешал ей сказать всё, что она думает об ужасах, царящих в сумасшедшем доме. На следующий день я обратил внимание на мою ошибку после одного намёка.