Лета искала в памяти детей хоть какую-нибудь зацепку. Но не обнаружила ни одного темного пятна. И теперь, несколько успокоенная, могла дождаться наступления утра.
И утро наступило. Они быстро позавтракали — грубой кашей из дикорастущей пшеницы, которую делала съедобной лишь горсть сушеных ягод. Лета дождалась, пока все поедят, и только тогда сказала:
— Итак, у вас имеется два кинжала и два лука. Этого совершенно недостаточно.
Гуртен сердито усмехнулся:
— Истинная правда, госпожа моя! Но только здесь нет ни кузни, ни кузнецов. Или, может, к нам приближается отряд таких врагов, которых мы запросто можем обезоружить?
— Идемте…
Лета привела их в зал приемов — всех, даже Робар потащился за ними следом. Она остановилась перед стеной, находившейся за возвышением, на которой висело ветхое полотнище, но не гобелен; некогда это было боевым знаменем.
Ах, как жестоко время обошлось с внутренними покоями замка! Но Лета была не то чтобы опечалена этим — скорее, озабочена необходимостью так или иначе решить поставленную задачу. Резные кресла, некогда стоявшие на возвышении под боевым знаменем, превратились в груду обломков. А вот длинный стол сохранился прекрасно, хотя и был покрыт толстым слоем пыли и мелких щепок.
Лета взмахнула посохом, и весь мусор тут же улетел куда-то, точно унесенный сильным порывом ветра. А она, указав детям на ветхое знамя, осторожно очертила посохом его границы, что-то монотонно напевая себе под нос — ее песня напоминала вздохи ветра в лесной чаще, — и знамя на стене вдруг шевельнулось. Над ним взметнулась целая туча пылинок, но ни одна из ветхих нитей не порвалась. Напротив, теперь знамя свободно струилось, словно вновь стало целым и новым, а посох Леты челноком метался вдоль полотнища, точно пастух, уводящий стадо от опасности. Но вот полотнище, созданное древним ткачом, упало со стены и послушно легло на стол.
— Не трогайте его! — приказала Лета. — Время для того, чтобы поднять это знамя, еще не настало. И пока что у нас другие цели.
И снова ее посох задвигался и концом своим указал прямо в центр стены, прежде занавешенной упавшим полотнищем. Лета что-то громко скомандовала посоху — слова этого заклятия не произносили вслух с тех времен, когда о сородичах Леты начали складывать легенды.
Между каменными плитами сперва появились трещины. Затем они стали глубже, обрисовывая очертания дверного проема. Стала видна и сама дверь. Потом она открылась.
— Входите! — Лета махнула детям рукой.
