Ранняя печаль | страница 115
XXI
Май в их краях, без сомнения, самый дивный месяц. Весна в степные просторы приходит с запозданием, и только в мае природа набирает силу, во всей красе распускаются деревья, в каждом палисаднике цветет сирень, акация, а небольшой сад на Красной, словно окутанный дымом, белел шатрами цветущих яблонь. Позже, когда появится известная песня "Яблони в цвету" рано ушедшего певца и композитора Евгения Мартынова, Рушан часто будет вспоминать тот давний май.
Это в конце мая Нина однажды сказала: "Мы с тобой -- как осужденные". И он понял, что она имела в виду. Да, как заключенные, зная приговор, невольно считают дни, они тоже делали свои зарубки, ибо тоже знали даты своего отъезда. К тому времени Рушан получил назначение в забытую богом провинциальную Кзыл-Орду, а Нину ждала Северная Пальмира, как витиевато выражался Стаин.
Оттого, словно наверстывая упущенное, они старались видеться каждый день. Встречались с какой-то взрослой страстью, упоением, не отказываясь ни от каких компаний. Они чувствовали себя по-свойски и среди "дроголят", и рядом с дружками Исмаил-бека на веранде летнего ресторана в парке, и в эстетской компании Стаина. В ту весну они были словно наэлектризованы, возле них всегда сбивались друзья, приятели, поклонники, болельщики, их захлестывало бесшабашное веселье, слышались шутки, смех. Наверное, в душе большинство ребят ощущали, что навсегда прощаются и друг с другом, и с Актюбинском - городом их детства и юности.
Ниночка в веселье оказалась неудержимой, все, кроме Стаина, уступали ей в фантазии, энергии. Какие импровизированные вечеринки возникали спонтанно после танцев, где-нибудь в глухом скверике или у кого-нибудь в палисаднике, какие песни звучали под гитару! Никто не мог узнать тихую, задумчивую прежде Новову. Например, однажды она с вызовом сказала контролеру танцплощадки:
-- Этот молодой человек -- со мной, -- и сделала движение корпусом в стиле Дасаева, в точности повторив его коронный нырок, отчего весело зааплодировали все стоявшие у входа.
В общем, они развлекались, пытаясь растянуть сутки, боясь расстаться до утра, а время убегало, сжималось, как шагреневая кожа. И вот осталось три дня до отъезда Ниночки в Ленинград.
Рушан валялся на койке в общежитии в полном бездействии. Защита диплома позади, через неделю у него выпускной вечер, и он тоже покинет город, где сбылись и не сбылись его мечты.
И ему припомнился точно такой же жаркий июньский полдень ровно четыре года назад, когда он на крыше ташкентского скорого добирался в Актюбинск, чтобы сдать документы в техникум. Каким огромным, таинственным, полным соблазнов виделся ему, по сути деревенскому мальчику, этот город, какой невероятно долгой казалась предстоявшая учеба, -- и вот все промелькнуло, как один день, и снова очередной виток жизни, и опять все надо начинать с нуля.