При свече отливающих медью,
Видит он, как в сиянии звезд
Эта леди по Сити проедет.
И цветы. И на шляпке перо.
А она – вся сиянье и вызов.
Смотрят предки надменно-хитро
На великую эту актрису.
Галерея пуста и темна,
Чертит сложный узор новолунье.
«Ну так что, не признала страна
Грех убитой тобою колдуньи!?
Ну так что, полушут, полубог,
Пожалевший державы для дочки,
Из могилы ты править не мог!
Королева. И женщина. Точка».
А теперь… Ей почти наплевать,
Ей равняться нелепо и не с кем,
Рыжей деве, похожей на мать,
Заменившей Мадонну на фреске.
Пылкой бестии, духу войны
И Минерве в сияющих латах.
Для нее в этот век рождены
Флибустьеры, поэты, солдаты.
Для нее служат разум и дух
Вдохновенных мужей из совета,
Она верного стада пастух
И туманная леди сонетов.
Много брошей и много колец.
От свечей потускнели румяна.
Боже, сколько разбитых сердец!
Обожженных, живых и стеклянных.
«Душу просишь? Ну что же, изволь!»
Эта страсть – слиток жара и вьюги.
Даже гордый испанский король
Повредился умом на досуге.
Словно псы, простираясь в пыли,
Подпирают влюбленные стены,
А она – будто солнце – вдали.
Ей и так надоели измены.
И душа, как старинный музей,
Грудой свалены шпаги, короны,
И почти не осталось друзей.
Все ушли за предел Ахерона.
Ей скучны и невзрачны пиры,
И сады, и церковные своды!
Как же трудно уйти из игры
В безграничную эту свободу.
Чтобы там, без корон и льстецов,
В тишине разобраться быть может,
Кем была ты, в конце-то концов,
Прах земной или замысел Божий!?
