Когда обходили клумбу с увядшими мальвами, Костя заметил, что советник приподнял шляпу и на ходу слегка поклонился, а от входа в домик донесся дребезжащий тенорок вахтера Йорхи:
– Доброго здоровья, господин Бернардино!
«Бернардино! – мысленно хмыкнул Костя. – Интересно, сколько у господина советника имен? Он сам-то все помнит?»
Впрочем, послы сильных держав (ну или советники послов) обычно не жалуются на память. Профессия обязывает. Точно так же, как обязывает иметь много имен, фамилий и прозвищ.
На площадке перед пирсом гуляла шестиногая такса, но, завидев процессию, она поджала хвост и немедленно слиняла под одну из перевернутых лодок у самой воды. Возможно, запомнила чей-нибудь бесцеремонный ботинок и вторично рисковать не хотела.
Ведущий оперативник, нигде не задерживаясь и ни на что не отвлекаясь, дошагал до пирса и направился вдоль него. К единственному пароходику, пришвартованному в самой дальней части.
Пароходик, а точнее говоря – катер на паровом ходу, был не тот, которому Костя когда-то помогал швартоваться. У того на корме не было пестрого шатра и креслиц под ним. Да и вообще тот напоминал трудягу-рыболова или просто грузовичок на плаву; этот же походил скорее на маленький прогулочный теплоходик. Да чего там, тут даже стюард присутствовал, в ослепительно-белых брюках, белой безрукавке и матросской бескозырке с помпоном на макушке.
Капитан тоже был тут, на этот раз нисколько не примечательного телосложения мужичок лет пятидесяти, высушенный солнцем и ветрами, но одетый вполне элегантно и производящий впечатление если не аристократа, то уж точно человека образованного и продвинутого – для своего времени, конечно. В общем, катер и команда выглядели опрятно и благообразно – ни грязи, ни сажи, и труба покрашена в белый цвет, хотя дымок из нее поднимался самый обыкновенный, черный.
Возглавляющий шествие оперативник кивнул капитану и легко перепрыгнул через борт, не дожидаясь, пока выскочивший откуда-то снизу матрос (естественно, благообразный и в чистом) снимет цепочку и перекинет на пирс короткий трапик без перил.
Фертье, к этому времени поравнявшийся с Костей и Димой, без задержек прошел на борт и уселся в самое удобное кресло по левому борту. Позже Костя понял – почему именно это.
Едва погрузились, матрос убрал трап и выпрыгнул на пирс, носовой швартов просто отдал и забросил на бак, а кормовой снял с кнехта и удерживал на руках. Машина в недрах катера заработала громче и отчетливее, дым из трубы повалил гуще. Было слышно, как капитан из рубки перекликается с машинным отделением через трубу-телеграф. Вскоре катерок ощутимо вздрогнул и слегка завибрировал – видимо, заработал винт. Почти сразу капитан скомандовал матросику, и тот вместе со швартовом запрыгнул на корму, пробежался снаружи борта по привальному брусу и через борт перескочил уже между шатром и рубкой.
