– Не сомневаюсь. А ты попробуй-ка положи им в ладонь эту муху!
– Да вы сегодня грубы, леди Джина.
– И кто из вас за женщину?
– Что-о-о? Что за пошлые вопросы!
– В сексе все очень пóшло, мой мальчик.
– Мы оба мужчины, и точка.
– Ну а за женщину-то кто?
– Ради бога, перестань!
– Думаю, суть одна.
– За женщину по очереди.
– Очень демократично. Мне бы тоже хотелось попробовать.
На самом деле все было гораздо грустнее, но мы, затерянные в пригороде Лондона, хохотали как сумасшедшие, а за окном неотвратимо сгущались сумерки и поезд, окутанный клубами дыма, отходил от платформы и вершил свой путь по темной ночной дороге в сторону Лондона без меня. И вдруг занавес рухнул прямо на клоунов, и я неожиданно оказался на сцене в первозданной наготе. Я рассказал ей о Костантино.
– Понимаешь, у меня такое чувство, что кто-то топчет ногами мое лицо, давит пятками нос и глаза, затыкает рот. Я раздвоился, и этот двойник мешает мне жить. Я всегда о нем знал, но теперь-то я не ребенок. Прошлого не вернуть, но дело в том, что я боюсь шагнуть вперед. Я вообще ничего не могу.
– Тебе не кажется, что до «ничего» всегда было «что-то»?
– Я не могу и дальше жить с этой тайной.
– Тайны – лучшие любовники на свете! Они лишены предрассудков и дарят нам желание жить. Они подхлестывают, будят посреди ночи.
После выкуренной травки она чувствовала себя раскованно и разоткровенничалась:
– Двадцать лет я встречалась с неким лордом, он очень любил охоту. И все эти двадцать лет я чувствовала себя несчастным зверьком, на которого наткнулись в лесу и от нечего делать пристрелили, чтобы разогнать скуку. Только потому, что лисе удалось уйти. Но я никогда не жалела о том, что в моей жизни что-то упущено. Тайна двигала меня к самопознанию. Я жила богатейшей внутренней жизнью.
Мы допили последнюю каплю виски, глядя в потухший камин.
– Лучшая часть жизни – та, которую нам прожить не дано, Гвидо.
Джина погасила свет, накинула пальто и помогла мне попасть в рукава моего, потому что я уже с трудом держался на ногах.
– Иди-ка домой и попробуй уснуть, но сначала купи жене цветы. Женщины обожают, когда им без повода дарят цветы.
На вокзале, ожидая поезд, я поймал на себе взгляд незнакомого мужчины, который несколько секунд смотрел на меня, прислонившись к стеклу, отделяющему нас от надменной людской толпы, и слегка улыбался. Красивый мужчина, такого трудно не заметить. На нем был обычный плащ, и все же от него веяло вестерном. На вид он был лет на пятнадцать старше меня. Я смотрел на старого гея и думал, что однажды и сам стану таким: приличный на вид мужчина с потертой кожаной сумкой, полной заумных книг, он обмотался старым кашемировым шарфом. Возможно, это подарок от дорогого друга, отбывшего в мир иной. Вполне любезный и приятный человек, он надеется подставить задницу непривлекательному и скучному типу вроде меня, в жалком отелишке или набитой книжками крошечной квартирке неподалеку. «А потом, – думает он, – мы выпьем чая и нагишом, в одних лишь галстуках, предадимся заумным дискуссиям, положив ногу на ногу, точно заправские английские леди». Лишь теперь я заметил, что в этом городе полно одиноких геев! Как тосклива эта охота на раненых зверей!
