– Камиша пробежал за десять минут и три секунды! Я так и знал!
Алина, вынужденная чинить в доме всякие мелочи – ведь сыновья в таких делах менее одаренны, чем их отцы, – крепко чертыхается, пытаясь ударами молотка вправить расшатанные ножки стула; виноват в этом Ги, который раскачивается как одержимый, на чем бы он ни сидел. Только после второго звонка Алина, растрепанная, примчалась на кухню и заняла свой обычный наблюдательный пост – у третьего квадрата правого окна за занавеской. И, ни минуты не медля, забыв о решении суда, Алина начинает мечтать. Луи возвращается к ним! После этой отвратительной комедии на прошлой неделе в суде он все же возвращается. А Габриель, этот чудесный Габриэль, который никогда не принимал ни сторону Луи, ни сторону Алины, а стоял за сохранность семьи, решил воспользоваться воскресеньем, и ради своего крестника он притащил с собой Луи в Фонтене, чтобы попытаться примирить супругов по-настоящему.
– Ты что, ожидала крестного? – спросил Леон, подойдя к матери.
– В конце концов, – ответила Алина, продолжая развивать свою мысль и сообразуя ее с недавними замечаниями своего адвоката, – если твой отец к концу месяца не подпишет мне нового ассигнования, все полетит кувырком... Быстрей, Леон, отвори им, а я пока причешусь.
Что это? Почему в доме так жарко, разве опять затопили? Алина суетится, кричит: «Агата, Роза, Ги» – вызвав в ответ из комнаты девочек целый каскад восклицаний: «Что там у тебя?» Она пока приглаживает волосы, по ошибке второпях схватив одежную щетку.
Стало быть, в последнюю минуту Луи решил не доводить дело до суда и, не чувствуя себя достаточно уверенным, взял с собой третье лицо. Не виноват он в том, что в прошлый раз их занесло и проявлять сдержанность стало уже невозможно. Да, конечно, его надо принять; надо вернуть ему мастерскую и дать новый ключ, все это так. Но не задаром же, пусть принесет повинную, выразит сожаление, скажет о своем решении перед всеми, и в том числе перед детьми. Пусть выдаст письмо о разрыве с той, с другой; письмо должно быть крайне сухим – она, Алина, сама отшлифует написанное, сама отправит его заказным, и лишь после того, как снимет фотокопию: ведь все надо предвидеть.
– Привет!
Луи входит первым, вытирает ноги о коврик, снимает пальто и вешает, как прежде, на крючок большой вешалки, опять, как бывало, тянет носом, чуть пофыркивая (это упрек: в доме отдает жареным мясом, и, как уверяет Одиль, все его пальто насквозь пропитано этим запахом). Разочарованная такой нарочито разыгранной развязностью, Алина уже ненавидит этого агрессора, нагло вторгшегося в ее владения, и в том состоянии, в котором она находилась, ей тяжело наблюдать радостные прыжки детворы, высыпавшей отовсюду. Только одна Агата, поспешно набросив зеленоватую куртку с вышитыми на кармашке инициалами французского спортивного клуба, сдержанно подставила отцу щеку. Роза целует его четыре раза взасос, впившись как пиявка. Ги, в трусиках, сменяет ее, пылко кинувшись к Луи, обхватив тощими, как палки, руками своего блудного папашу, а тот еще решается сказать самым спокойным тоном:
