Вначале супруги почти не оставались дома. Целыми днями ходили они бесцельно по шумным многолюдным улицам, робко двигались среди толпы прохожих, останавливались перед витринами или самым неожиданным образом заходили в какую-нибудь молочную покушать пирожков. Для них столица все еще представляла заманчивую загадку и скрывала в своих асфальтовых недрах какое-то тайное очарование, несмотря на холодную неприветливость, которая обдавала их на каждом шагу. Сами того не сознавая, переселенцы пытались войти в кипучую, головокружительную и незнакомую жизнь, чтобы смешаться с другими людьми и слить свое бытие с их существованием. Но ни на площадях, ни на широких улицах и бульварах, ни даже в парках, где играли толпы детей, супруги не могли найти соприкосновения между собой и окружающим миром и почувствовать хотя бы малейшую близость между ним и собой. И все такие же одинокие, подавленные и разбитые усталостью они возвращались вечером в громадный дом, поднимались по высокой каменной лестнице на пятый этаж и скрывались в своей квартире. Однако едва они переступали порог, как какой-то радиоприемник за стеной встречал их своим таинственным голосом и потом долго выл им в уши, как гиена.
* * *
Зобастая дама жила во втором этаже того же флигеля, где поселились люди из городка. После смерти мужа, отставного восьмидесятилетнего генерала, который был похоронен с музыкой и отпет архиереями, она продала какому-то богатому предпринимателю двухэтажный дом с большим садом, и этот новый владелец снес генеральский дом и построил на его месте громадное серое здание. От продажи имущества опечаленная вдова получила деньги и четыре квартиры в новом доме. Одну из них она заняла сама, другую сдавала, а третью и четвертую уступила сыну и замужней дочери. Так - худо ли, хорошо ли разделив наследство, вдова, несмотря на то, что все это произошло десять лет тому назад, продолжала жить с чувством, что она сама является собственницей и полновластной хозяйкой всего многоэтажного строения, потому что когда-то ее дом находился на том же самом месте. Одержимая этой неизлечимой манией, она терроризировала всех обитателей большого дома, считая их чуть ли не захватчиками, незаконно вторгшимися в ее владение, ругала прислугу с других этажей, подстерегала на лестнице, кто проходил и куда шел, и постоянно грозила привратнику увольнением. Генеральша жила одна с прислугой, девочкой-подростком, и почти не видалась со своим сыном и дочерью. Они жили сами по себе в разных местах столицы, сдавали свои квартиры внаем и навещали мать только по большим праздникам.
