А Степанко думал. Он думал о матери, об отце, о братишке и сестренке и снова о матери. Худо живется ей нынче, очень даже худо. Но она все-таки дома. Дома и стены помогают. А вот как живется отцу там, на войне, где ухают снаряды и трещат пулеметы? Страшно, наверное, на войне, беда как страшно. А может, за два года уже привык и ему все нипочем? Кто знает. Отец об этом почему-то никогда не пишет.
Долго обо всем размышлял Степанко. И даже вздрогнул, когда недалеко от себя вдруг услышал человеческий голос:
- Быстрей, быстрей водите! Шнель!
Глянул Степанко и растерялся. Совсем близко, у телеграфного столба, возились люди. Три мужика занимались каким-то совершенно непонятным, даже очень странным делом: один командовал, а двое - подумать только - пилили столб! Зачем?
Вредители! Так и есть вредители! А может, даже шпионы. Никогда себя трусом не считал Степанко, но тут лоб моментально затянуло липким потом, сердце замерло. Шпионы! Подпиливают телеграфный столб, связь нарушают. И что будет, если заметят Степанка, если сцапают?
- Быстрей, говорю, быстрей! Шнель! - крикнул опять старшой. - Шнель!
Все-таки шпионы ли? Откуда им здесь взяться? Какая корысть забросит их в парму? Нет, здесь что-то не так. Эти люди наверняка просто ремонтники, заменяют подгнивший столб новым. Да, да, наверняка ремонтники.
- Но-но! - крикнул Степанко на Сырчика и щелкнул плетью.
Незнакомые люди тотчас обернулись.
- А-а, наконец-то! - обрадованно заговорил старшой. - Подъезжай, подъезжай, чего стал?
Пильщики бросили свой инструмент, выпрямились. А их командир, плотный пожилой дядька с длинными усами и давно не бритыми щеками, уже шел к Степанку навстречу.
Одет он был в военную форму, с погонами рядового, на ремне торчала кобура. А во рту какая-то загогулина, "козья ножка", что ли?
- Табак куришь? - нетерпеливо спросил он и уставился на Степанка. Странный он был, этот человек, чудной какой-то: походка неровная, ноги подкашиваются, а глаза светятся, точно шалые.
- Табак куришь? - повторил он свой вопрос.
"Кажется, бить будет", - подумал с тревогой Степанко и не смог произнести ни слова, только промычал что-то.
- Да ты что, в самом деле немой, что ли? Или язык проглотил? Спрашиваю: имеются ли у тебя спички?
Последние слова он произнес по-пермяцки, даже на том диалекте, на котором говорят в Лобане, и Степанко быстро пришел в себя.
- Нет, табак я не курю, - наконец внятно ответил он.
- И спичек нет?
