В конце концов Гнесю уломали: что в этом плохого? Никто же ее силком не тащит. Всего лишь «посмотреть». Жених приедет посмотреть, и ничего более…
Записки между Гнесей и Шикеле стали более редкими. Эти записки больше ничего не могли поделать против отца и матери, против такого почтенного шадхена, как Груним, против такого почерка… И, быть может, сама Гнеся ослабела, слыша ежедневно: «Киев, Пик. Пик, Киев». Как бы то ни было, как только после первого хорошего снегопада установился санный путь, в Шклов приехал «одаренный» жених с почерком, чтобы повидаться с Гнесей в Зямином доме.
В этот день у Шикеле что-то сильно разболелась голова, и он после обеда не пришел в контору. Дядя Зяма сам посоветовал ему прилечь у себя дома. Тетя Михля принарядилась, Генка неестественно смеялась, а Гнеся очаровательно разрумянилась. Она в этот вечер перед смотринами как-то выросла, стала более статной в своем шелковом серебристом платье, с уложенными мягкими пепельными волосами. Гнеся сделалась настоящей барышней.
Жених с почерком оказался шустрым парнишкой с едва пробивающимися черными усиками, плоским лбом и жесткими блестящими волосами. Его лоб и лицо сбегались к носу и подбородку, как у большой крысы… Когда он начинал смеяться или говорить, усики и губы слегка подрагивали, как у мыши перед тем, как она вгрызется в сыр. В то же время он был гибким и стройным, с маленькой, откинутой назад головой. И это немного скрашивало мышиные черты его лица.
Вместе с женихом прибыл разговорчивый папаша с кругленькой, как у ксендза, плешью и с кучей хвастливых словечек, которые выдавали в нем биржевого маклера и, может быть, агента по продаже зингеровских швейных машинок. Кроме того, явилась и мамаша — надутая богачка в несколько поношенном шелковом платье с множеством оборок. Сразу видно: были богачами, да прогорели, а забыть утраченного богатства не могут. И приехали они со своим парнишкой в маленькое местечко поправить дела, добиться, чтоб их избалованный сынок как сыр в масле катался. А для этого сгодится и местечковый скорняк, вроде дяди Зямы, лишь бы денежки у него водились.
Способного сынка с хорошим почерком звали Мейлех. Потому папаша, который все время сыпал шуточками, называл его «Мейлех Пик» или «мой Мейлех Пик»[116].
Это карточное имя — а с картами киевский сват был, судя по всему, неплохо знаком — очень подходило жениху. Не только потому, что его действительно звали Мейлех, а фамилия его была Пик. Но и потому, что он был «красавчик-брюнет» с густыми черными бровями, как у пикового короля. На это прозвище в Зяминой семье согласились с вымученной улыбкой. Зато сватья, сердитая богачка, настоящая «пиковая дама», была не в восторге от этого карточного прозвища на еврейский лад. Поэтому каждый раз, услышав его от своего разговорчивого мужа, она выказывала недовольство, произнося усталым, как это принято у богачей, голосом лишь одно слово:
