Эхо шагов | страница 33
Прошло много лет. Киевский Оперный театр. Торжественный концерт. Прекрасный дирижер. Шестая симфония Чайковского.
В антракте бывшая консерваторская однокурсница находит меня, и мы буквально в один голос говорим:
— Хорошо играют. Но мы траченные люди. Мы слушали Шестую в исполнении Рахлина. Всё. Никого кроме.
МиВ
Всего на свете двое есть — совесть да смерть.
Русская пословица
Машина затормозила у входа в корпус, из нее вышел человек и, оглядевшись, направился к крыльцу.
Проходя мимо, бросил: «Где Нина?», словно весь мир должен быть готов к ответу.
Я поняла, кто это: Миша Вайнштейн. С его женой Ниной и детьми — их двое — мы живем в тесном соседстве, дверь к двери, вот уже целый месяц здесь, в Седневе, в Доме творчества, что под Черниговом.
И сегодняшнее утро началось с волнений «приедет — не приедет?» и вот, значит, появился.
— Где Нина?
И сделал шаг ко мне.
— Ты прости… Мы ведь знакомы?
Мы никогда не виделись прежде, но это ничего. Дескать, ждали приезда и все такое… Здравствуйте.
И в этот момент на балконе первого этажа замаячила голова моего сына. Миша решительно направился к нему и совершенно неожиданно положил ладонь на его лоб. Я хорошо запомнила это движение, удивившее меня движение человека — неважно кто он, мужчина или женщина, — привыкшего опекать.
Потом много раз я буду видеть — замечать это движение среди Мишиных жестов и всякий раз заново удивляться тому, как естественно гнездится оно в Мишиной пластике, руке, в самом Мише.
— У него температура!
Температура — не то слово. Ленька был простужен, как первый простуженный человек на земле. И лежал он под одеялами, напоенный чаями из седневских трав, которыми пропахла вся комната (через годы сын признается, что этот запах он уже терпеть не мог), и так не хотелось увозить его отсюда, из этой благодати, в жаркую городскую пыль, а на балкон он выскочил, потому что «я не виноват, я машину услышал…».
— И не вздумай увозить его отсюда, — говорит Миша. Как будто я давно уже обсуждаю с ним это «увозить — не увозить». — Здесь воздух лечит. Место благодатное, не даром художники этот дом отгрохали. А доктора хорошего найдем.
И слух стал свидетелем: не «найдешь», не «найдется» (сам), а «найдем».
А «дом отгрохали» — это вместо слов «Дом творчества». Слово «творчество» он употреблял редко и чаще всего на бумаге. Например, в заявлении на путевку:
«Прошу… в Дом творчества».
Или в хлопотах «это ему… для творчества».
А о себе он таких слов не говорил и вообще старался как можно проще высказываться: