Эхо шагов | страница 17
…Вокруг были такие мотивы, что глаза разбегались. Я напоминал себе алчного старика из восточной сказки, попавшего в пещеру с сокровищами.
…Если у художника засыхают краски на палитре, это — саботаж. Или, может быть, он умер?..
— Санчо, где ты?
— Я здесь, — откликалась Она.
Она сама называла себя так, когда укладывала сумку с провизией и тяжелый складной этюдный зонт. И шлепала босыми ногами по траве или по песку…
У нее смуглое и строгое лицо. Оно остается оливковым и зимой, а летом покрывается розовым пушком.
…Она сидит перед зеркалом.
— …И вообще, я добродетельная жена. По при-зва-ни-ю. Ясно?
Она говорит сквозь шпильки в зубах, ловко изгибаясь в талии, чтобы увидеть в зеркале затылок.
Не-е. Я-то знаю, что это игра. Веселая игра.
— Санчо, где ты?
— Я здесь!
Пока я пишу этюд, она в стороне сидит тихо-тихо. Я даже не знаю, что она делает. Я никогда не оглядываюсь, а она никогда не подходит во время работы. Это негласный, необъявленный, неподписанный договор.
Между нами установились какие-то законы отношений, которые мы не называем и не обсуждаем. Просто они есть. Она их слышит безошибочно, и я благодарен за это.
Ей свойственно все, кроме посредственности.
Художник всегда одинок, но дайте мне единомышленника в моем одиночестве, и я смогу победить армию…
Единомышленник — это тот, кто не посягает, а тихо, тихо, тихо… Единомышленник это тот, кто тихо-тихо есть.
— Санчо, где ты?
— Я здесь, — отвечает она сквозь шпильки во рту.
Поразительно. Как ни крути, как ни переставляй, обстановка остается одной и той же: этюды на стенах, рояль и ноты на пюпитре, круглый стол и цветы, тахта и ковер со стены до пола.
И где бы я ни был — меня, как магнитом, тянуло домой. И даже если Ее нет дома, в комнате царит Ее дух, Ее запах, атмосфера Ее присутствия от где и как попало брошенных в спешке вещей.
Наше жилье принимает ее лицо, и это, слава Богу, не зависит ни от каких новшеств…
Художник Михаил Нестеров. Рубеж
Многоуважаемый Собрат!
Мне было очень приятно Ваше очень такое хорошее, такое молодое письмо. Оно внесло в мою жизнь, в мою уходящую жизнь сознание, что жизнь прожита как-то не совсем бесцельно…
Вот наступят более теплые дни, и соберусь (в Третьяковку), полюбуюсь вновь вашей искренней живой картиной.
Буду ожидать Вашего приезда в Москву, Вашего с Вашим другом посещения меня (имеется в виду Самуил Кручаков, соавтор по картине «Шевченко в казарме». — А. Л.).
…Работайте с доверием к природе, к человеку, любите и то, и другое любовью простой, искренней, и вы получите доказательства взаимности.