Виттория не удивилась: она знала, что Элеонора унаследовала огромную любовь к искусству от матери, Изабеллы д’Эсте, которая собрала у себя лучшую в Северной Италии коллекцию картин.
— Вот ведь как странно: я только сегодня хотела предложить вам к нему отправиться. Он вот-вот закончит роспись капеллы Папы Павла.
— А он нас пустит?
— Я его уже предупредила, и он ответил, что будет счастлив познакомиться с вами и «увидеть ярчайшие из светочей, которые Христос дал Италии, чтобы явить силу истинной веры». Он так и сказал. Он и Джулию хочет видеть. Ему о ней столько рассказывал Себастьяно дель Пьомбо[23], который рисовал ее портрет, что ему самому теперь хочется взглянуть на воплощение красоты и веры. Он всегда был уверен, что красота — зеркало Бога.
— Вот здорово!
Элеонора захлопала в ладоши и поспешила разлить по тарелкам ячменный суп и нарезать хлеб, вытащив его из массивного ларя.
Вошли Джулия и Рената, одетые в светлые платья, под стать осеннему солнышку, блестевшему на садовой листве.
— Вы слышали? Мы едем в гости к Микеланджело. Правда, чудесно?
Рената улыбнулась, убирая под золоченую сетку свою «медузину гриву»:
— Мы, словно девицы на выданье, собираемся в гости к единственному в Риме мужчине, который никогда не интересовался женщинами.
Подруги загалдели в знак протеста.
— Да я пошутила, мне самой очень хочется его увидеть, не меньше, чем вам.
Немного погодя карета Виттории въезжала в просторный двор Ватиканского дворца через ворота Санта-Анна. Швейцарские алебардщики в парадной форме, чья казарма примыкала к воротам, провожали ее взглядами.
Карета проехала во второй двор и оказалась среди величавых арок, возведенных по проекту Браманте[24]. Южная часть коридора, соединяющая дворцы Ватикана с Бельведером, была уже закончена, и теперь можно было наслаждаться видом огромного сооружения из арок и пилястр, поднимавшегося на холм. Посередине коридор расходился, превращаясь в просторный амфитеатр, где проходили военные турниры и веселые театральные представления.
Каменная конструкция была облицована мраморной штукатуркой, что придавало ей величественный, имперский вид. Северная часть еще строилась, и десятки рабочих сновали по деревянным лесам, поднимая на верхнюю часть каменной стены куски белого травертина, обтесанные в виде капителей.
Ватага мальчишек, сидя под настилом лесов, с хрустом толкла в ступах мраморную крошку, распевая себе в помощь какую-то ритмичную бесконечную песню. Они растирали мрамор в порошок, который потом смешивали с известью. Полученная паста, нанесенная шпателем на каменную кладку, как по волшебству тут же превращала каменную стену в мраморную.
