Глупость положения состояла в том, что у него над головой прохаживался наряд, который без лишних сомнений по его приказу пошел бы в бой, однако как достучаться до охраны? Даже если он начнет кричать, что он сотник княжеской дружины, кто ему поверит?
Георгий стал разминать затекшие руки, потер шею — болела.
Пройдет, не смертельно, до свадьбы заживет…
Сердце ёкнуло.
А будет ли когда-нибудь эта свадьба…
Стянуть с себя мешок и вынуть кляп — дело одной минуты.
Так, я свободен, могу кричать, махать руками, ногами топать, и что дальше?
Нужно было немедленно выбираться. Скиту грозила опасность, а князь не знал, что гадючье гнездо не до конца уничтожено.
Видимо, во время ночного бегства заговорщиков Демьян был в отъезде, а потом, когда его не схватили, он понял, что Борислав никого не выдал и ему нечего опасаться.
Сердце Георгия словно сжала ледяная рука. Время уходило.
Хоть бы кто пришел ко мне, я б его удивил.
Георгий недобро усмехнулся.
Сотник встал. Пол, точнее темнота внизу, закачалась и начала набирать обороты. Георгий постоял, держась за стену, пока все перестало крутиться.
Так, сейчас вполне терпимо.
Остается только надеяться, что кто-нибудь придет раньше чем через неделю. Надеяться и ждать.
Георгий со стоном сполз по стене на пол. Бессилие было хуже сознания близкой смерти.
Господи, помоги…
В тереме у Демьяна держали совет.
Быстро убрали следы схватки в сенях. Теперь без горячки обсуждали сложившуюся ситуацию.
— Поторопились мы, — начал Демьян, — с испугу сделали себе хуже. Нужно было его здесь придушить, не ровен час кто-нибудь узнает.
— Не узнает, — отвечал Наум, — темно, да и в голову никому не придет искать его там, — мясистое лицо боярина перекосила самодовольная улыбка.
— Что ж с ним дальше делать будем? Все князю доложит.
— Что ж еще, удавку на шею и концы в воду.
— А если найдут? Вдруг на нас подумают! — Демьян сам был не рад, что ввязался в это дело.
— Если и найдут, время пройдет, кто нас заподозрит? Как он сюда приехал никто не видел, коня его Митяй свел в поле.
— Не дрейфь, хозяин, — подал голос молчавший до этого Митяй, — все чисто, никто ничего не узнает. Был человек — и нет человека.
— Руки-то мы ему не развязали, — некстати вспомнил Демьян, — затекли уже небось: я крепко крутил.
— Вот и хорошо, пусть помучается. Сколько мы из-за него пережили. Сдохнет — проведаем, тело заныкаем.
— А вдруг не сдохнет, ненадежно как-то.
— Как не сдохнет? Все дохнут, и он — тоже.
— Ему уже пяток лет как пора на тот свет, а все землю топчет, ни стрела его не берет, ни копье.
