— Кабург — грязная дыра, — перебил его Брюннер.
— Этьен, — строго спросил Брюннер, как только все четверо расселись, держа в руках чашки кофе, в очень красивой гостиной господина Женера (фотографии этой гостиной были даже помещены в журнале «Конессанс дез Ар»), — вам не кажется, что вы совершили самую крупную ошибку в своей жизни?
— Простите, — ответил Марк, — но я еще не рассматривал этого вопроса в таком аспекте.
— Однако это весьма важный аспект, — продолжил Брюннер, — и вам было бы очень полезно над этим задуматься. Чего вы надеетесь добиться?
— Ничего. Во всяком случае, я не преследую никакой личной выгоды.
— Так что, это месть, просто месть?
— Нет, отнюдь нет.
— Прекрасно. Ибо, если бы это была месть, то я бы преподал вам, Этьен, одну истину, которую вам было бы полезно усвоить: вполне естественно, а иногда даже достойно мстить врагам, но при условии, что тем самым ты не губишь своих друзей.
— Боюсь, что я вас не совсем понимаю, — сказал Марк.
— Однако это совершенно ясно. Господин Женер уступил свой банк Драпье, и тот, естественно, вправе ожидать известной… ну, что ли, лояльности по отношению к себе. Так вот, что бы вы сейчас ни предприняли против Драпье, все ваши действия он будет истолковывать, хотите вы того или нет, как инспирированные Женером.
— Понимаю, — сказал Марк. — Признаться, мне никогда не приходило в голову, что банк можно сравнивать с бакалейной лавочкой.
— Постарайтесь на этот раз обойтись без колкостей. Обратите внимание, что я к ним не прибегаю. Значит, для вас это вопрос принципа?
— Да. Для меня это вопрос принципа.
— Это не ответ, — сказал Брюннер. — Этот глупый ответ не ответ.
— Однако для меня, — сказал Марк, — это единственно возможный ответ.
Бетти Женер встала и налила всем еще кофе. Брюннер с раздражением следил за ней взглядом.
— Обратимся к фактам. Простите нас, Бетти, но мы здесь, так сказать, в кругу семьи. И я полагаю, пришло время выяснить до конца некоторые вещи. Вы знаете, как высоко я ценю нашего молодого друга. Это человек исключительно способный, блестящий, я бы сказал, выдающийся. Все это очевидно, и нет нужды говорить ему комплименты.
— Безусловно, и я был бы вам весьма признателен, если бы вы поскорее покончили с этим вступлением, — сказал Марк.
— Охотно. Тем легче мне будет сказать, что, по моему мнению, ваш характер не на высоте вашего интеллекта. Если бы я вас не знал, то без колебаний заявил бы, что вы вели себя сегодня утром, как хулиган. Есть вещи, которые делать непозволительно. Вас должны были бы этому научить. Сколько я ни роюсь в памяти, я не могу припомнить, чтобы генеральный секретарь восстанавливал совет против председателя. Это беспрецедентно! Может быть, ты, Альфонс, знаешь такой пример?
