Леньо-Ренге едва заметно улыбнулся. Казалось, он был рад отказу Марка. У него был своего рода культ честности, и он нуждался в таких же кристально честных людях, с которыми мог бы, как с сообщниками, обменяться неприметными для других знаками взаимного понимания.
Потом в кабинет Марка вошел Анри Ле Руа.
Обычно Ле Руа не использовал полностью своего летнего отпуска, чтобы иметь возможность провести в конце марта дней десять в Шамониксе или в Руссе. Он обожал ходить на лыжах ранней весной. Вдруг Марк задумался над тем, почему Анри до сих пор не заявил о своем намерении уехать в горы, чего он ждет и в самом ли деле он чего-то ждет? Марку захотелось со всей откровенностью задать ему этот вопрос. Он был по-настоящему привязан к Анри.
— Садись-ка, — сказал Марк. — Вот что я подумал: сегодня я выступаю в качестве обвиняемого. Поэтому я не смогу выполнять свои обязанности на заседании совета. Тебе придется меня заменить.
Собственно говоря, Марк терпеть не мог все эти околичности. Он встречал людей более блестящих и даже более умных, чем Ле Руа. Но он не знал человека, который был бы ему так по душе. Хотя Марк был всего на год старше Анри, но относился к нему, как к юноше, которому надо еще многому научиться. Он до сих пор помнил фразу, которую ему пришлось сказать, чтобы убедить Женера назначить Анри помощником генерального секретаря: «Я отвечаю за Ле Руа, я полностью отвечаю за него». Марк чувствовал себя очень связанным всем тем, что сделал для Анри.
— Ты хочешь сказать, что я должен присутствовать на этом представлении?
— Непременно. Это предусмотрено уставом банка.
— Только в случае твоего отсутствия. А ведь ты будешь присутствовать.
— Полетта, — сказал Марк, — принесите, пожалуйста, господину Ле Руа папку для протокола.
— Сейчас, господин Этьен.
— Надеюсь, — снова обратился он к Ле Руа, — ты ничего не имеешь против?
— Нет, но я боюсь сделать какой-нибудь ляпсус.
— Не бойся. Все будет в порядке.
— Ты мне поможешь?
— Постараюсь.
— Хорошо.
— Спасибо, — сказал Марк. — По правде говоря, я боялся, что ты не захочешь присутствовать при этом сведении счетов, чтобы не уменьшить свои шансы.
— Какие шансы? Что ты мелешь?
— Предстоит отчаянная грызня. Тот, кто все это услышит, будет слишком много знать. Я должен предупредить тебя, что это может тебе повредить.
— Плевать мне на это! Если ты думаешь, что я пытаюсь занять твое место, ты ошибаешься!
— Нет, этого я не думаю. Но если они вышвырнут меня вон — а на девяносто девять процентов это предрешено, — то было бы естественно назначить тебя на мое место.
