— Понимаю.
— А в тот день, когда мы завтракали на авеню Монтень, помнишь…
— Да. Прекрасно помню.
— Стоило посмотреть, как ты чистишь грушу, — я просто умирал со смеху.
— Не задерживайся на этом, переходи сразу к tertio.
— Tertio, — сказал Филипп, — я никогда не считал тебя человеком, на которого можно положиться. В твоей преданности Женеру было нечто чудовищное. Я имею в виду дело Морисса.
— Морисс работал в твоем отделе. Я уволил его на основании твоей докладной записки.
Морисс был одним из троих служащих, чьи лица еще и теперь стояли перед глазами Марка.
— Не помню, что было в моей докладной записке, но что я хорошо помню, так это лицо Морисса в ту минуту, когда он вышел из твоего кабинета. Ты знаешь, что я думаю обо всех этих людях, по мне, пропади они пропадом, но ты обошелся с этим человеком довольно гнусно, разве нет? Это мне открыло глаза, и я начал тебя остерегаться. Я понял, что интересы Женера для тебя превыше всего, и ради них ты способен предать самого верного друга. И я молил бога, чтобы мне никогда не пришлось попасть в зависимость от тебя. Тогда многие стали тебя остерегаться. Если бы ты знал, сколько людей разгадало, что в тебе сидит полицейский! Полицейский-фанатик. Твоим божеством был Женер, но мог бы быть кто угодно. Ты знаешь, почему из бездарных типов, вроде тебя, выходят такие хорошие жандармы? Потому что это в их поганой натуре.
— Это все? — спросил Марк. Он знал, что это все, что quatro не будет. Речи Морнана всегда состояли из трех пунктов, да quatro и не говорится. — Мне кажется, я тоже тебя знаю. Надеюсь, что теперь ты чувствуешь себя совсем хорошо. Надеюсь, что ты вновь обрел уважение к самому себе. За это я тебя и люблю. До свидания, дружище.
Марк повесил трубку. Он никогда не придавал особого значения мнению других о себе. Теперь он сомневался в том, что поступал правильно. Во мнении других всегда есть доля истины. Как бы ни были огрублены и искажены почти все черты, портрет в целом остается довольно похожим.
Минуту спустя он был опять на кухне и, сделав отличный бутерброд с ветчиной, пытался убедить себя в том, что съест его. Было без пяти десять.
И тут-то он вспомнил об одной записной книжке, которую Полетта держала в левом ящике стола. Она заносила туда адреса всех важных лиц и всех тех, кто мог когда-нибудь стать важным лицом. Последние страницы этой книжки были отведены для адресов служащих, которых надо было иметь возможность вызвать в любое время суток в случае чрезвычайных обстоятельств, например биржевой паники или разразившееся войны. Он был уверен, что найдет там адрес Ламбер.
