Было не до споров. И я, обливаясь слезами, налегке зашагала к железнодорожному переезду, где полосатый шлагбаум задрал вверх безработную руку. Пошла сама не зная куда.
…Мы ехали по проселочной дороге. Мы — это я, военный шофер дядя Петя и строгий молодой лейтенант товарищ Боровик. Мы все трое втиснулись в жаркую кабину и буквально изнывали от духоты и тесноты.
Наша машина широкомордая, приземистая, что квашня, неторопливо карабкалась из колдобины в колдобину и хлюпала горячей утробой: «Хлюп, хлюп, хлюп…»
Я ехала не в тыл, а в отдельный разведывательный батальон. Но не насовсем. После долгих споров и переговоров лейтенант и дядя Петя решили меня обмундировать и незаметно подбросить в штаб их дивизии, а там уж сам начальник штаба полковник Карапетян решит: быть мне бойцом или не быть. И он решил. По его приказу меня зачислили в дивизию воспитанником. Вот тебе и райвоенкомат.
Летом сорок первого года увидел меня под Старой Руссой генерал Комиссаров и рассердился: «Это что такое? Это почему тут такое? Кто позволил?» Я молчу. Только глазами хлопаю. А мой начальник военфельдшер Зуев почтительно объясняет: «Это наш Чижик». Генерал еще пуще: «Я вам покажу Чижика! И… пыжика покажу! Ишь в бирюльки играют. Нашли время. Вон! В тыл! В Уфу! В Иркутск! За школьную парту!..»
Ну и поревела я тогда… В тыл! За что? Почему в тыл? Все на фронт рвутся, а меня в тыл. Это добровольца-то!
Сразу меня не отправили, а по осени попали мы в окружение между Демянском и Лычковым. А когда вырвались из фашистского кольца и пробились к озеру Селигер, нашей дивизией командовал уже другой генерал. Так и осталась я на фронте. Но предприняла кое-какие меры маскировки. Вместо юбчонки надела солдатские штаны-галифе, обрезала косички и зализала челку. Посмотришь издали — чем не боец? Но все равно, как, бывало, завижу генеральские лампасы — так в кусты. Это у меня такой инстинкт самосохранения выработался: от «мессера» — в канаву, от генерала — в кусты…
И все шло как по маслу. Вначале я перевязывала раненых своего стрелкового полка, потом примазалась к пулеметчикам.
18 августа сорок второго года на юге, на реке Чир, началась великая Сталинградская битва. В тот же день войска нашего Калининского фронта перешли в наступление на сильно укрепленный фашистами город Ржев. Задача наша была абсолютно определенной: связать на Ржевском направлении как можно больше вражеских дивизий, с тем, чтобы лишить Гитлера возможности перебросить с нашего фронта дополнительные силы под Сталинград. Дрались мы яростно: уж очень всем нам хотелось помочь героическим сталинградцам.
