— Ну, я всё равно гречку варю? А то она последняя, больше вообще ничего нет.
— А, вари. Как-нибудь не подохнем.
И я выхожу на улицу варить. Подкидываю ещё снега в котелки. Значит, пойдём туда, а не домой. Даже хорошо. Интересно взглянуть, как там. Мне всё хорошо. И не надоедает, потому что я знаю, как неинтересно. Неинтересно, когда выстраиваешь себе будущее в голове, а потом ползёшь к нему, как… как не знаю что, как эта самая мандавошка. Это как трахаться ради того, чтобы кончить.
А тут у меня будущего нет, вернее, оно так быстро меняется, что не уследишь. Пойдём, например, с Колькой в Экинчисуу, а по дороге неожиданно свернём в Таштумеес, в Таштумеесе не понравится — выберем себе какую-нибудь долинку покрасивее и туда потопаем. Зачем? — посмотреть. Интересно же, если там никогда ещё не был. А потом вдруг надоест, так домой, на кордон, вернёмся.
Мне вот осенью припёрло лису поймать, я и таскался вокруг кордона целыми днями, выслеживал её. Как надоело — перестал. Сам себе хозяин, что хочешь, то делаешь. Жизнь, одним словом, удалась. Тупая, вроде бы, без смысла и цели, не устремлённая вперёд и вверх, как положено, а мне нравится. И ещё, я никогда до этого, разве что в глубоком детстве, да и то не смогу поручиться, никогда не испытывал настоящего счастья. Только разве что удовлетворение от чего-то. А тут два раза испытал за эти два года.
Возвращались с одним алтайцем — с Сашкой с охоты. На два дня поднимались в тайгу весной, в марте, по снегу ещё. Подморозило хорошо, тропа скользкая такая была, думал, наверняка улечу с конём со склона, а слезать не слезал — лень было. Сашка — напарник-то мой — полпути пешком шёл, а я не стал. Пролазили в тайге попусту и спустились. Ничего такого особенного или очень хорошего за это время не произошло, всё как обычно. Даже зверя не видели. По дороге домой решили заехать к пастухам — пенсионерам на стоянку чай попить.
Бабка стояла рядом с домом у коновязи и следила, как мы подъезжаем. Взяла у меня повод и привязала коня.
— Саввантич-то дома? — спросил Сашка.
— Мала-мала аракует дедка. Пьяный. Проходите, чай пейте.
Пётр Акпашев на карей кобыле выехал из-за покосившегося сарая, за его плечами прикладом кверху висела винтовка с укороченным стволом. Кобыла часто переступала ногами по грязному мартовскому снегу и вскидывала голову, выталкивая языком удила. Всадник остановился перед нами и молчал. Лицо его было расслаблено и взгляд неподвижен, тело иногда неожиданно покачивалось не в такт движениям лошади.
