Именно поэтому я им не торговал. Я переплавлял порошок в слитки и чеканил серебряные трехрублевки – те самые «соболя». Ничего особо сложного в этом не было, вся моя ценность для Платона заключалась в том, что у меня были штампы, а у него их не было.
В очередной раз переворошив перловку на противне, я переставил газовую горелку под тигель и достал из картонной коробки штампы, намереваясь установить их в пресс, но прежде чем успел это сделать, в дверь постучали.
– Дядя Слава! – прокричал Иван Грачев. – Из госпиталя звонят!
Я оттянул с лица респиратор и раздраженно ответил:
– Пусть на трубке висят! Сейчас поднимусь!
Из госпиталя мог звонить только лечащий врач, поэтому я закрыл коробку с серебряным порошком герметичной крышкой, погасил горелку и вернул на место стеллаж, закрыв проход в потайной закуток. Затем снял с огня противень, выключил вытяжку и уже без респиратора выбежал из задымленного помещения. Запирать подвал на этот раз не стал.
Когда поднялся в бар, Иван разносил пиво, снятая трубка лежала на стойке рядом с телефонным аппаратом. Поднял ее и осторожно произнес:
– Алло?
– Слава? – послышался женский голос. – Я через час заканчиваю, встретишь меня?
– Разумеется, Ирина Сергеевна, – улыбнулся я. – Сходим куда-нибудь?
– Домой, – отрезала девушка. – Приготовлю что-нибудь на ужин, а потом завалимся спать! На работу с утра.
– Решено. – Я взглянул на часы и объявил: – Через час у тебя.
– Буду ждать.
Раздались короткие гудки, я подозвал Ивана и предупредил:
– Бар сегодня на тебе. Завтра можешь прийти попозже. Хорошо?
– Не вопрос.
Я хлопнул здоровяка по плечу и поднялся на второй этаж. Отпер дверь, неким наитием уловил призрачное давление и проговорил кодовую фразу. Защитное заклинание отключилось – тогда уже прошел в свои апартаменты. Комната, спальня, закуток бывшей ванной.
Еще две комнаты выходили окнами на другую сторону; их я не использовал, оставив на случай, если вдруг решится переехать Ирина. Но та снимала квартиру прямо напротив городского госпиталя, где работала, и вовсе не горела желанием менять место жительства. Да я и не настаивал – ведь в этом случае пришлось бы возить ее на работу. От прогулок по заброшенному району иной раз становилось не по себе даже мне.
Пройдя в комнату, я бросил на диван пропахшую дымом фланелевую рубаху, достал из платяного шкафа точно такую же, только чистую, и поднял лакированную крышку массивной радиолы. От старинного аппарата остались только стенки, внутри стояли бутылки.
