— Он написал книгу «Гегемон».
— Ага, основываясь на воспоминаниях Валентины, на том, что она ему рассказала. На документах, повествующих о моем блестящем, стремительном восхождении. И разумеется, на тех нескольких разговорах по анзиблю, которые Эндер и мое прежнее «я» вели перед самой моей — его — смертью. Мне от роду всего несколько недель, но я легко цитирую «Генриха IV». Разговор Оуэна Гледовера и Хотспура. Генри Перси. Откуда я могу это знать? Разве я ходил в школу? Сколько бессонных ночей я провел, перечитывая старые пьесы и запоминая тысячи любимых строк? Или это Эндер каким-то образом вызвал на свет все то, что его мертвый братец изучил за долгие годы? Возродил его тайные мыслишки? Настоящего Питера Виггина Эндер знал всего пять лет. Я пользуюсь воспоминаниями вымышленного человека. Именно этими воспоминаниями, по мнению Эндера, я должен обладать.
— То есть ты знаешь Шекспира только потому, что это он считает, будто ты обязан его знать? — усомнилась Ванму.
— Если б он дал мне одного Шекспира… Если б это были только великие писатели и философы. Если б только эти воспоминания имелись у меня.
Она ждала, подумав, что сейчас он начнет рассказывать о беспокоящих его воспоминаниях. Но он, передернувшись от отвращения, замолк.
— Но раз тебя на самом деле контролирует Эндер, значит… ты — это он. Значит, вот кто ты на самом деле. Ты — Эндрю Виггин. И обладаешь айю.
— Я — страшный сон Эндрю Виггина, — поправил ее Питер. — Я — то презрение, которое Эндер Виггин испытывает к самому себе. Я — все, что он ненавидит в себе и чего боится. Такой сценарий мне положен. Так я должен поступать.
Он сжал руку в кулак, а затем слегка разжал пальцы. Получилась когтистая лапа. Снова проявился тигр. Внезапно Ванму испугалась его. Правда, на какое-то мгновение. Он расслабился. Страх прошел.
— А какая роль в этом сценарии отведена мне?
— Не знаю, — помотал головой Питер. — Ты очень умна. Надеюсь, даже умнее меня. Хотя, конечно, мое тщеславие необъятно, и на самом деле я просто не верю, что другой человек может быть умнее меня. Но это означает, что я особенно нуждаюсь в добром совете — хотя сам считаю, что советов со стороны мне не потребуется.
— Ты говоришь парадоксами.
— В этом отчасти заключается моя жестокость. Разговоры со мной должны заключать пытку для тебя. А может быть, все куда запутаннее и глубже. Может, я должен запытать тебя насмерть, убить, как когда-то я поступал с белками. Может, я должен оттащить тебя в лес, прибить твои руки-ноги к корням дерева, а потом начать сдирать с тебя кожу, чтобы посмотреть, когда над твоим телом соберутся мухи и начнут откладывать яички на освежеванную плоть.
