А корону тем временем примерил не Собесский, а его земляк Михал Вишневецкий, даже не помышляющий об отделении Литвы и вольностях Руси. Хотя Вишневецкого избрали под давлением именно русской (галицкой, подольской, волынской и укранской) шляхты, которая ныне рассуждала точно так же, как в 1648 году наивно рассуждали литвины, выбирая Яна Казимира — «свой король», «нам будет лучше»…
Кмитич сдвинул на затылок шапку, вновь утер тыльной стороной кисти взмокший лоб. Не мог он отвлечься, не мог не думать…
— Проше, пана! Шукам хоста! — крикнул кто-то снизу по-польски.
Кмитич свесился вниз. На фоне белого снега темнела фигура человека, по всему видать — королевского почтового курьера.
— Пан есть поляк? — переспросил Кмитич, явно недовольный, что поляки никак не научатся в Литве разговаривать соответственно.
— Так, полякием! — отвечал курьер.
— Какого хозяина ты ищешь? — переспросил Кмитич по-русински.
— Пана Самуэля Кмитеца!
— «Кмитича» — правильно говорить! Это я и есть! — нарочито по-русински продолжал разговаривать с курьером оршанский князь.
— Тогда я к вам! — уже на литвинском диалекте отвечал курьер, изначально, видимо, приняв князя за простого рабочего. Он поднял руку с письмом.
— Вам срочный лист, пан полковник! От коронного гетмана Яна Собесского! Лично в руки!
— Клади его в ведро! — крикнул полковник и спустил на веревке ведро, а затем затащил обратно на крышу. Обратил внимание: печать в самом деле коронного гетмана. Сорвал ее, развернул лист. Текст был на польском.
— Вот уж, Янка! И этот туда же! Полякием… — передразнил курьера Кмитич, разговаривая сам с собой.
— Тата, а что там? — крутился рядом Януш. — Тата, ну что там?
Кмитич нахмурился, опустил письмо. Глядя в сторону, ответил:
— Война, сынок. Опять война… — и почему-то весело добавил. — Давно не воевали, холера ясная! Целых три года!
Последним поводом к войне стала летне-осенняя военная кампания Яна Собесского, который решился-таки неожиданными ударами разгромить Дорошенко. Но казаки всякий раз ускользали, как только чувствовали, что их начинают прижимать. Разбить Дорошенко так-таки не вышло, а у султана появлялся повод самому вторгнуться в земли Речи Посполитой.
Великий гетман Михал Пац, не то полагая, что Подолье — это слишком далеко от его родных земель, не то просто не видя либо не понимая опасности, сорвал поход объединенного войска Речи Посполитой. Как и во время постоянных споров с покойным Павлом Сапегой, Пац капризничал и сейчас.
