Теодосия и изумрудная скрижаль | страница 53
– Привет, мисс!
– Уилл! Ты пришел! По пути были сложности?
– Нет, мисс, никаких затруднений.
– Отлично. Ты помнишь моего брата Генри?
– Еще бы! Как я могу забыть те вертушки, которые он запускал в прошлый раз?
Генри просиял. Вряд ли Уилл мог сказать что-нибудь более приятное для него. Оглянувшись по сторонам, я заметила, что остальные мальчишки из той стайки прекратили играть и смотрят на нас.
– Тут много посторонних глаз, – заметила я, понизив голос.
– Это не посторонние, – махнул рукой Уилл. – Это мои братья.
– Как, – я быстро пересчитала мальчишек, – все шестеро?
– Ага. С Сопляком и Крысенышем ты уже знакома.
Да, Сопляка я знала, хотя никогда еще не видела его без огромного котелка на голове. Крысеныш… его я встречала до этого только в полумраке зрительного зала в театре Альказар да измазанным сажей на борту «Дредноута».
– Крысеныша легко запомнить, ведь он очень похож на крысу, верно, мисс?
С этим можно было согласиться, глядя на маленькое остренькое лицо Крысеныша с длинным тонким носом. Однако я решила, что вежливее будет промолчать на этот счет, и спросила, указывая на маленького трубочиста, который сейчас пытался залезть на дерево:
– А это кто?
– Огонек. Сегодня он не работает, поэтому пошел с нами.
– А почему Огонек? Потому что чистит трубы? Или потому, что рыжий?
– Нет, мисс. Он Огонек потому, что просто помешан на огне, может поджечь что угодно и чем угодно.
– Поразительно, – сказала я.
– А вон тот маленький тип за кустом, это Щипака.
– Любит щипаться? – спросила я, невольно вспомнив о своей бывшей гувернантке мисс Шарпи. Вот уж кто тоже любил щипаться!
– Он щиплет только бумажники, мисс. Очень способный, почти как я сам, – не скрывая гордости, сказал Уилл.
– А что он делает в кустах? – спросила я.
– Тренируется, – ответил Уилл, мельком взглянув на Щипаку. – Старается оторвать листок так, чтобы ни одна веточка не шелохнулась. Сделать это гораздо труднее, чем кажется.
– Надо думать, – кивнула я.
– А самые младшие – это Мокрец и Заглотыш. Нашей маме сегодня нездоровится, и она попросила, чтобы я их тоже взял с собой.
– Мокрец? Заглотыш?
Ну и прозвища у детей в этой семейке!
Уилл наклонился вперед и театральным шепотом сообщил:
– Мокрец до сих пор писает в кровать по ночам, а Заглотыш… ну вот, пожалуйста! – Уилл показал на малыша, который подобрал с земли окурок сигары и потащил его себе в рот. – Нельзя, Заглотыш! Отдай! – Уилл отобрал у младшего брата окурок и положил себе в карман. – Хватит на несколько хороших затяжек, – пояснил он.