Смешной алебастровый Туров стирает пальцами мои слезы и дотягивает меня до квартиры, ругается на чем свет стоит, швыряет на диван, делает чаю, бьет что-то из посуды, долго смотрит на испорченную белую стену, а потом достает из шкафа бутылку абсента.
– Читатели подарили, Гер. Настоящий. Самый что ни на есть.
– Ничего, детка, ничего. Сейчас еще включим Kasabian – и жизнь наладится.
– Отец впервые говорит о том, что больше не любит маму, я впервые делаю серьезный поступок, Лешка впервые не возвращается после ссоры, Гамов…
– Максим…
– Рита беременна, Гер.
– Я знаю, детка.
– Ты смешон. Картинно – вытаскивать пробку зубами.
– Телефон.
– Да наплевать.
– Пей, детка.
В третий раз «детка» звучит ласково, а не издевательски, и я больше не могу держаться. Мир рушится, разлетается золотыми лучами и китайскими коробками.
– Какая тяжелая, невыносимая жалость, что агент Ноулз уехал, – выдавила я и уставилась в пол.
– Потеря, – поддакнул Гера.
– Молчите оба, – со злостью выплюнул Гамов.
Он стоял возле Арлиновой и, судя по выражению лица, пытался что-то в нас высмотреть.
– Нет уж, Максим, пускай наши подопечные расскажут, где провели два рабочих дня, а мы послушаем.
Я перенесла вес на правую ногу. Дело было дрянь, но остатки алкоголя в нервной системе пока что позволяли относительно свободно ориентироваться в происходящем.
– Мы к вам обращаемся! – почти взвизгнула Арлинова; звук осел где-то у меня в голове.
Я почувствовала, как воздух в комнате сделался твердым и почти зазвенел. Пришло время давать официальное заявление, но, черт возьми, как же мне надоело быть самой сильной, самой умной, самой понимающей и…
– А мы и отвечаем, что не успели с агентом Ноулзом попрощаться.
Я искоса глянула на светло-зеленого Геру, оценивая реплику на твердую единицу, но все же не удержалась, погладила его взглядом – как умела и могла. Из трех людей в этой комнате человеческим существом мне представлялся он один.
– В общем, Туров ни в чем не виноват, поэтому мы сейчас его отпустим, а с вами поговорим с глазу на глаз, – резко сказала я.
Сразу стало полегче.
Арлинова изумленно подняла свои тщательно нарисованные брови, Гамов, наоборот, нахмурился. Я пожала плечами в ответ. Неважно, чем все это закончится, важно – вытащить Геру из передряги.
– Как всегда, – внезапно выступил он. – Как всегда, Оливинская хочет захапать всю славу себе.
Гамов открыл рот, будто собирался что-то сказать, и покачал головой. Злился, значит, очень сильно. Пожалуй, недолго такими темпами и из отдела вылететь. Впрочем, что мне теперь здесь делать. Я вернулась к последней мысли, проанализировала ее и захотела врезаться с разбегу головой в стену. Отличное мышление, просто на высоте.
