Понятно, что такая реакция — результат неопытности и неожиданности. А вот пример реакции, когда человек сознательно шел на смертельный риск.
В конце 1984 года мой товарищ Олег Шейко действовал недалеко от той же Шерджанаки, на том же северном маршруте. Он недавно прибыл из Союза и тоже не имел еще достаточного опыта. Потому и выбрал для засады самое удобное в тактическом смысле место. С маршрута на севере уходила в горы дорога, а перед ущельем находилась невысокая горка. Однако она блокировала и ту дорогу, что сворачивала в ущелье, и ту, что шла далее на Шерджанаку. Ясный день, что духи прекрасно понимали, что гора эта — лакомый кусок для группы спецназ. Потому и пристреляли ее из двух ДШК, расположенных на входе в ущелье. Гора была лысой, как задница младенца. Поэтому, когда рассвело и присутствие группы было незамедлительно обнаружено, ее начали очень плотно обстреливать из крупнокалиберных пулеметов. Деться было некуда. А тем временем под прикрытием огня пулеметов из ущелья вышла группа моджахедов, численностью человек сорок, и чуть ли не строевым шагом направилась к злополучной горе. Ситуация была критической. Несмотря на то что Олегу удалось связаться с ЦБУ, а оттуда дали команду на взлет дежурной пары Ми-24, до ее прибытия в район было не менее получаса. При таком раскладе очень вероятно, что, прилетев, вертушкам некого было бы уже прикрывать. Надо было срочно давить ДШК. Единственное средство, имевшееся в распоряжении командира группы, — это АТС-17. Но, тоже по невыясненным причинам, его к утру еще не развернули, а расчет вместе со своим грозным, но зачехленным оружием прятался за камнями.
— Колос! — позвал Шейко командира отделения гранатометчиков сержанта Колосовского.
— Я, — отозвался сержант.
— Разворачивай АТС!
— Так ведь головы не поднять, — посетовал Коло-совский. И это было сущей правдой.
— Но ведь надо, Колос! — отозвался командир, понимая, что агээсники — это его единственный шанс спасти группу.
И тогда, собравшись духом, Колосовский героически поднялся на колени и под огнем начал расчехлять и разворачивать АТС-17. Но весь прикол в том, что во время сего героического действа он… пел. Понятно, что не «калинку-малинку» и не про «холодный айсберг в океане». Он пел «Интернационал». И вовсе не потому, что был твердым ленинцем и старым большевиком. Просто в этой экстремальной ситуации «Интернационал» был чем-то сродни молитве. А поскольку комсомольцы исповедовали иную религию, нежели православие, он и запел то, что в кино пели на расстреле герои, на примере которых он и воспитывался.
