Оказалось, она не слишком разговорчива. Не сводила с меня умильных глаз и все теребила пряжку на босоножке. Мы уж в кино сидим, а она туфлю мучает. Как нагнется, низ спины наружу. Видно ложбинку между ягодицами. Даже хотелось поцеловать ее. Именно туда, не в губы.
О чем было кино, я не уловил. Какие-то визжащие подростки, письма с угрозами, трупы в багажниках. Хоть Эшли и заявила, что уже смотрела его, однако боялась не на шутку. То и дело хватала меня за руку. А ближе к концу и вовсе вцепилась мертвой хваткой. Правда, мне было плевать. Я все прикидывал в уме, сколько денег грохнул на эту халтуру, на поп-корн и пепси-колу. Если ты единственный кормилец в семье, это сильно портит удовольствие.
Из зала мы вышли, держась за руки. Эшли все озиралась: не попадется ли знакомый. На стоянке направилась прямым ходом к моему грузовичку. Я не мог понять, откуда она его знает. Разве что бывала у нас дома, пока я на работе. Потом до меня дошло: в машинах, которые привозили Эмбер в середине ночи, вечно было битком девчонок.
Я представил себе, как Эшли ходит в потемках вокруг грузовичка, поглаживает по грязному капоту и думает обо мне, а я беспробудно дрыхну в каких-то тридцати футах от нее в своих драных трусах.
Думаешь обо мне – хорошо. А вот от машины держись подальше.
Я открыл Эшли дверь и проследил, как она забирается в кабину.
– Не хочешь пиццы или чего-нибудь такого? – осведомился я.
– Ты не обязан, – ответила она.
Что означало: мне известно, что ты без денег. На лице у меня, наверное, выразилась такая ярость, что Эшли быстренько добавила:
– В смысле, я не голодна. Да и поздно уже.
– Отвезти тебя домой? – спросил я почти с надеждой.
– Маме без разницы, когда я приду.
– А папе?
– Мои старики развелись.
Эту фразу она произнесла с ущемленным достоинством человека, который восхищается самим фактом, но не одобряет мотивов, которые за ним стоят.
– А как же Дасти?
– Дасти? Ему-то какое дело?
Она потянулась к куче мусора на полу и схватила свадебную фотку родителей:
– Это твои старики?
Зараза, забыл прибраться.
– Фотка зацепилась за рамку, – объяснил я.
Она по-дурацки хихикнула.
– Ты похож на отца. Ой, извини. Я сожалею обо всем этом.
ОБО ВСЕМ ЭТОМ. Буквы поплыли у меня перед глазами, пухлые и мягкие, как будто гусеница из «Алисы в стране чудес» выдула их из своего кальяна. Я постарался проморгаться.
– Да, ВСЕ ЭТО и правда отстой, – сказал я.
– Эмбер очень переживала. В ней произошли такие перемены.
