И сейчас, через три месяца после этого случая, ему было так же, как и тогда, обидно и больно и за себя, и за нее, и за все их прошлое.
Он молча сидел и стакан за стаканом пил вино. Разгоряченная голова устало клонилась к столу, и глаза застилал туман. За окном непрерывно гудели моторы автомобилей, громко разговаривали люди, скрипели повозки, но он ничего этого не слышал… Две мысли ожесточенно боролись в его сознании. То казалось ему, что в его личной жизни ничего не случилось, что Настя такая же искренняя и честная по отношению к нему, а сам он нехороший, слишком самолюбивый и мнительный человек, думающий только о себе и не уважающий других. То вдруг Настя представлялась ему обманщицей, забывшей о всем хорошем и душевном в их взаимоотношениях, тщеславной и не умеющей ценить искреннее отношение к ней. И эта вторая мысль все больше и больше побеждала первую, а сам он все яснее и отчетливее чувствовал необходимость порвать все нити, связывающие его с Настей, и заново перестроить свою личную жизнь. Все эти встречи за последние два года — часто тайком от других, украдкой, от случая к случаю — казались ему сейчас детской забавой, недостойной ни его возраста, ни положения. И это в то время, когда миллионы людей забыли о личной жизни!
Эта последняя мысль оживила его и подсказала отчетливый план действий.
Да, да. Он так и сделает. Все порвет и — ничего личного! Какая может быть любовь, когда рядом тысячи людей переносят нечеловеческие трудности, гибнут и умирают, становятся калеками. И как это раньше не смог заметить он всю ложность и безрассудность своих поступков. Нет, нет! Порвать все, порвать решительно и окончательно, выветрить из своей головы этот любовный угар и работать, работать изо всех сил, забыв о личной жизни до конца войны. А закончится война и тогда все придет: и любовь — искренняя, чистая, без стыда и боязни; и личная жизнь — радостная, спокойная, до краев наполненная счастьем.
Приняв такое решение, Аксенов отодвинул стакан, встал, надел фуражку и запахнул шинель. Его охватила уверенность в собственных силах и радостное сознание своей правоты в решении сложного вопроса.
Он хотел выйти из дому, проверить, как идет переправа, но своего намерения осуществить не успел. На крыльце послышались тяжелые шаги, дверь со скрипом распахнулась. Подняв голову, Аксенов узнал инструктора политотдела армии подполковника Крылова. Это был, пожалуй, единственный человек из всего многолюдного коллектива полевого управления гвардейской армии, которого Аксенов внутренне не уважал и даже побаивался.
