Конечно, будут повторяться отдельные случаи нападений анархистов, но это было и раньше, да оно и ничего не достигает.
Полевые суды и строгие наказания за грабежи, разбои и убийства, конечно, принесут свою пользу. Это тяжело, но необходимо и уже производит нужный эффект.
Лишь бы все власти исполняли свой долг честно и не страшась ничего. В этом условии главный залог успеха.
Какой срам производят в Гельсингфорсе все наши Долгорукие, Шаховские и компания! Все над ними смеются в России!
И из Англии лезет какая-то шутовская депутация с адресом Муромцеву и им всем.
Дядя Берти (Эдуард VII. – Н. Е.) и английское правительство дали нам знать, что они очень сожалеют, что ничего не могут сделать, чтобы помешать им приехать. Знаменитая свобода!
Как они были бы недовольны, если бы от нас поехала депутация к ирландцам и пожелала тем успеха в борьбе против правительства.
Ответ Николая II на прошение адмирала Дубасова о помиловании покушавшегося на него террориста от 4 декабря 1906 года:
Полевой суд действует помимо Вас и помимо меня; пусть он действует по всей строгости закона. С озверевшими людьми другого способа борьбы нет и быть не может. Вы меня знаете, я незлобив: пишу Вам совершенно убежденный в правоте моего мнения. Это больно и тяжко, но верно, что, к горю и сраму нашему, лишь казнь немногих предотвратит моря крови и уже предотвратила.
Из воспоминаний Мориса Палеолога. Сергей Юльевич Витте в разговоре с французским дипломатом:
Мужчин, женщин и юных мальчиков казнят по обвинению в политическом убийстве за кражу пяти рублей из водочной лавочки.
Из воспоминаний Джорджа Уильяма Бьюкенена:
Предчувствовал ли император грядущую смуту, как это некоторые утверждают, или нет, во всяком случае, он сносил выпавшие на его долю несчастья и страдания с удивительной покорностью и мужеством. Будучи глубоко верующим человеком и фаталистом, он всегда готов был принять все, что пошлет ему Бог. Как иллюстрацию его общего склада ума, я могу привести историю, о которой рассказывает Извольский. Дело происходило летом 1906 года. Извольский, занимавший тогда пост министра иностранных дел, отправился в Петергоф, где тогда пребывал двор, с обычным еженедельным докладом императору. В Кронштадте только что вспыхнул серьезный мятеж как протест против недавнего роспуска Думы, и крепость была подвергнута бомбардировке флотом. Хотя канонада продолжалась в течение всей аудиенции, император с величайшим вниманием выслушал доклад Извольского, как будто бы не случилось ничего необыкновенного, обсуждая вместе с ним все важнейшие вопросы. Когда по окончании доклада император поднялся и посмотрел по направлению к Кронштадту, находившемуся в каких-нибудь десяти милях оттуда, на другой стороне залива, Извольский не мог удержаться от вопроса: как может он оставаться столь спокойным в такую минуту, когда решается судьба династии? Император сказал (…): «Если Вы меня видите столь мало взволнованным, то это потому, что я питаю твердую, абсолютную уверенность, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи находятся в руке Бога, поставившего меня на то место, где я нахожусь. Что бы ни случилось, я склонюсь перед Его волей с сознанием того, что у меня никогда не было иной мысли, чем служить стране, которую Он мне вверил».
