Софи пыталась переубедить Тилли, говорила, что Мона никогда бы ничего подобного не сделала, но ее кузина проявила не характерное для нее упрямство и не дала себя поколебать. Это ставило крест на планах видеть Тилли на своей свадьбе в качестве свидетельницы, поскольку переезд в Пенджаб был бы для нее слишком утомительным. Джеймс хотел, чтобы она ехала прямиком в Ассам, поэтому Тилли останется на корабле до самой Калькутты. Софи постаралась не выказывать разочарования, но что бы она ни говорила, все, казалось, расстраивало ее подругу.
— Ты сможешь приехать к нам в гости, когда ребенок родится, — предположила Софи.
— Но этого ждать еще целую вечность. Да и как я поеду с ребенком? — резко возразила Тилли.
— Тогда я приеду к тебе.
— Готова поспорить, не приедешь. Ехать очень далеко, а Тэм не захочет отпускать тебя, когда вы поженитесь.
— Ну, в гости-то он меня отпустит.
Но Тилли вдруг разрыдалась:
— Я так мечтала быть свидетельницей у тебя на свадьбе! Я не хочу этого ребенка.
— Хочешь, хочешь. — Софи обняла подругу. — И ты будешь прекрасной матерью.
— Я буду беспомощной, — всхлипнула Тилли. — Вот Мона была бы хорошей матерью. А меня одна мысль об этом приводит в ужас.
«Неужели беременность всех женщин делает такими чувствительными и несговорчивыми? — подумала Софи. — Или же Тилли на самом деле боится ехать за тридевять земель и жить с человеком, которого она почти и не знает?» Так или иначе, а назад уже не вернешься, так что сомневаться было поздно, философски рассудила Софи, поплотнее укутываясь в толстое твидовое пальто, ранее принадлежавшее тете Эми.
Всю дорогу через Средиземное море их донимала штормовая погода. Концерт и танцы, организованные пассажирами, пришлось отменить, потому что люди страдали от морской болезни. Мюриэл Пэрси-Баррэт, которая занимала ту же каюту, что и Софи с Тилли, лежала больная, стеная и отказываясь от всякой пищи, кроме галетного печенья. К счастью, их современный пароход «Город Барода[35]» был оснащен душевыми кабинами, но, сколько бы они ни мылись, запах рвоты не покидал их каюту.
Софи спасало общество дружелюбной Кларри Робсон и ее очаровательной дочери Аделы, а вот демонически красивый Уэсли, куривший едкие сигары и брившийся на палубе, ее по-прежнему слегка пугал.
— Какая досада, что вы, девушки, не имеете возможности потанцевать, — сказала Кларри, вцепившись одной рукой в перила, а другой удерживая Аделу.
— Если бы мы вздумали потанцевать, нас раскидало бы по палубе как кегли, — пошутила Софи.
