Все недовольные свидетели суда тихонько покидали Престольную палату.
- Выведи меня отсюда, - просила Всеволожа, совсем теряя силы.
Чуть бы раньше обеспокоиться, сумела бы стряхнуть незнаемую деву, разжать её холодные персты. Нет, увлеклась, заслушалась и загляделась. Теперь избавиться от цепкой незнакомки не в измогу.
- Отдай руку!
- Не супротивничай мне, нещечко, моё сокровище, - окрепшим сочным голосом просила дева. - Тотчас сведу тебя в княгинину опочивальню. Там нам никто не сотворит помехи. Напою из драгоценного сосуда. Навечно исцелю от неудачной твоей жизни…
Всеволожа едва ощущала, как сходила вниз. Загадочная спутница вела её в пустующие женские покои дворца. Сон влёк её в свои тенёта. Хотелось чем-нибудь смочить иссохшую гортань.
Преобразились, раздались и вширь, и ввысь сени княгини-матери, куда обе вошли. О Боже, как здесь оказалась амма Гнева да ещё вместе с Властой и Полактией? Они же в ожидании боярышни устроили игру в девичник у счастливицы-невесты Усти. Однако их явление в дворцовых стенах нисколько не попритчилось Евфимии. Неведомая спутница её, уже не белокаменная дева, а воистину кровь с молоком девица, тоже остановилась, увидав непрошеных гостей. Даже отпустила боярышнину руку, отчего вздохнулось посвободнее.
- Ох, не опоздали, слава Богу! - пошла навстречу амма Гнева.
Власта, глядючи на спутницу Евфимии, сказала:
- Мыслит убежать.
Боярышня, касаясь незнакомки, ощутила её трепет. Припомнила, что Власта среди двенадцати лесных сестёр известна даром знать чужие мысли. Полактия уставилась на трепетавшую. И та, как Всеволожа в лесном тереме, окованная взглядом чародейки, лишь дёрнулась на месте и застыла.
- Не изводи постылого, приберёт Бог милого, - грозно прошептала амма Гнева.
Где слышала Евфимия эти слова? Понуженная память подсказала: да в бане же, после бегства от Анастасии Юрьевны, когда боярыня Мамонова рассказывала о старице Мастридии, келейной зелейнице княгини-матери, во всех вселившей страх своими ядами. Именно этими словами Мастридия ответила Витовтовне на просьбу извести дурой отвергнутую нареченную невестку, словно мышь. Узнав от Акилины свет Гавриловны о тайных кознях, Евфимия тогда же, в бане, помнится, сказала: «Нет, я не мышь!»
- Глядите-ка, на нашей-то боярышне лица нет, - волновалась Власта. - А эта силоедка ишь как расцвела!
Тут амма Гнева шагнула ближе, сделала движение руками, будто бы натягивает лук с наложенной стрелой.
- Со мной стоят Борис и Глеб, и Фрол и Лавр! - грозно молвила она. - Емлют в свои святые руки тугие луки, и тетивы шёлковы, и стрелы калены, и ставятся около меня, рабы Божией Акилины, и стреляют чародейца и чародейцу, и черньца и черницу, и отрока и отроковицу, колдуна и колдуниху, ведуна и ведуниху, и всякого лукавого человека. Сгинь, жена, бесовским сущим духом оберегаема, понуженная к злу, лицом нечистым развращающая…
