- Не попомни моего зла, - услышала она знакомый старушечий голос за спиной. - Лелею надежду по-христиански упросить: за обиду отплати угождением. Съезди к батюшке в Переславль, упроси боярина Иоанна вернуться, исходатайствуй прощение для меня и для сына. Сама-то простила ли? - заглянула старуха в глаза боярышни.
Не находя слов, Евфимия низко склонилась перед ней.
- Помолимся о благополучии твоего пути, о даровании общего мира, - предложила литвинка и первая пала ниц.
Боярышня опустилась рядом в земном поклоне: «Господи, сумею ли я, достанет ли сил?»…
- Получишь крепкую обережь, - деловито зазвучал голос княгини уже над нею. - В лесах шалят!
Последние, прежде слышанные от Витовтовны слова напомнили о судьбе дворского Елентея.
- Матушка-государыня, - поднялась боярышня с колен. - Тело нашего человека, коего нашли убитым в лесу с моим посланием батюшке… Ты обещала… доставят… предать земле.
Витовтовна долго не отвечала.
- Запамятовала, - наконец вымолвила она. И посуровела: - Мысли сейчас не те. Размётные грамоты Юрием уже присланы. Вот возвратишься поздорову…
Евфимия сухо отозвалась:
- В обережи мне нет понадобья.
- Карета без обережи - дверь без замка! - удивилась Софья.
- Верхом поеду, - сообщила Евфимия.
- Одна? - прищурилась старуха.
- Вдвоём, - смутилась Евфимия.
- Дозволь Ефрема Картача, нашего храбреца, нарядить с тобой, - попросила Витовтовна. - Шишишка краковская, что Иоанну Даркову из тебя творила, - неважный страж. Картач же воин отменный!
«И доводчик отменный», - подумала Всеволожа, однако спорить не стала.
Вбежав к Бонеде, Евфимия наткнулась на грозный крик:
- Прошэ пукаць!
- Недосуг пукать! - рассердилась боярышня. - Смотри-ка, вошла без стука! Слушай, что скажу…
Выслушав, полячка спросила:
- Кеды пани хцэ выехаць?
- Нынешней ночью, - отвечала Евфимия.
- Бардзо добже, - кивнула Бонедя.
На лице же шляхтянки было написано: «бардзо зле». Это не насторожило Евфимию, занятую своими мыслями.
В карете Полагья зашепталась с полячкой.
- О чём вы там? - прислушалась Всеволожа.
- Половины не разумею, - проворчала сенная девушка. - Однако же ехать ей с тобою никак нельзя.
- Нельзя? - не понимала Евфимия.
- Нельзя, - поникла Полагья. - Она в поре.
- В какой поре? - переспросила боярышня. И испугалась: - Уж не брюхата ли?
- Ой, грех с вами один! - хихикнула Полагья. - Рубашечное у неё. Плотное.
- Фух! - выдохнула боярышня. - Напугала без разума…
Тонкую женскую беседу прервал грубый гул толпы. Нарастая, он разразился за рядами торговой площади у Фроловских врат.
