- Ха! - отмахнулась Фотинья. - Ясырка, да не преданная. Ты в толк не возьмёшь, кто она такая. - Присев рядком, многознайка продолжила: - Асфана - главная жена любимца Улу-Махмета, молодого ордынского воеводы, Ханифа. Она ласково зовёт его «Канафи». Отец царского батыра, стало быть, её свёкор, состоял беклярибеком в Орде, ба-а-альшим начальником! Асфану похитили люди Улумахметова брата Кичи-Ахмета. Между братьями свара за царский стол. А похищенницу привезли по Волге на Русь и продали костромским князьям. Так что Асфана душой с нами!
- Не по нраву мне эта татарка, - призналась боярышня.
- И она поначалу сочла тебя за княжескую прилучницу, - вздохнула Фотинья, - а подглядела в щёлку ваше единоборство с князем, тут же преисполнилась жалостью. Слышишь, как теперь к тебе обращается - «кюрюльтю», что значит «желанная»!
Лёгкая на помине, Асфана вбежала и быстро защебетала по-своему, обратясь к Фотинье. Всеволожа улавливала лишь некоторые слова: «Мушкаф», то есть Москва, «нойон», то есть князь, «баурши», неведомо что, лишь после выяснилось: дворский, главный челядинец.
- А как толкуется «карапчи»? - сразу же захотела боярышня узнать особо привлёкшее её слово.
Асфана смолкла, Фотинья с неудовольствием прервала разговор.
- Что тебе, барышня, до отдельных слов? «Карапчи» может и чёрную кошку означать, и разбойника. Дело-то в том, что нынешней ночью замышляем побег. Всё готово!
- Асфану с собою возьмём? - спросила Евфимия. - Сама-то она согласна?
Ясырка взглянула на свою ровню, как бы впитывая её глазами, и вдруг бросилась обнимать боярышню.
- Согласная!.. Я согласная! - выкрикивала она.
- Ты разумеешь по-нашему? - построжала Фотинья. - Отчего же держала втайне?
- Скрывала, - призналась татарка. - Думала: больше слышать, больше знать. Теперь верю!
- Уф! - отступила Фотинья и широко распахнула оконницу. - Ну, подарочек!
- Не гневайся, - успокоила Всеволожа. - Я, попадись в плен к неверным, так же бы поступила.
- Кто неверный? - возмутилась татарка. - Ты неверный! - и выскочила за дверь.
- Не привыкла с ней к осторожности? - засмеялась Фотинья, глядя на боярышнину растерянность. - Подойди, воздуху вдохни. Душно, как в коконе!
Евфимия выглянула в окно и в ужасе отшатнулась.
- Я… не в своей… одрине! - надрывно произнесла она. - Давно примечала, шагами мерила… Думала - болезнь. Куда они меня вознесли? Зачем в подоблачную высь? Проклятое непроницаемое окно! Тинка, почему не сказала?
Из окна ей открылось совсем не то, что видела прежде, стоя рядом с Шемякой. Кони - не тараканы, люди - не блошки, всё настолько букашечное - не вдруг разглядишь. И никаких яблоневых огородов, торговой площади - серые крошечные крыши посада горбились глубоко внизу, серебряная под солнцем дорога большой реки, извиваясь, исчезала вдали, а за нею - зелёный рытый ковёр лесов, и конца ему нет.
