А Анатолий и так не может, ему в клетке хорошо, уютно, сытно. Только разве можно женщине без мужчины? Без МУЖЧИНЫ? Немудрено, что она на стену лезет. Как же ее винить за это? Дочь ведь, кровинушка родная, жалко ее, бедолагу горемычную.
Жалко. Только делать-то что дальше? Простить? Да уж давно простила, еще дверь за собой не захлопнула — а уж простила. Вернуться? Глаза Анны Петровны сверкнули. Любила она сильных мужчин, была домашней хозяйкой — но вот слабой женщиной точно не была. «Ослица селивановская, — смеялся ее Алексей, когда она вдруг начинала упрямиться и упираться, — такую в стойло кнутом и голодом не загонишь, только лаской да морковкой». И меняться на старости лет Анна Петровна ну никак не собиралась. К тому же правда была полностью на ее стороне.
Значит, тупик. Снова вернулись к тому, от чего начинали. Анна Петровна тяжело вздохнула и грустно посмотрела на опустевшую чашку.
Неожиданно рядом с чашкой на столе возник небольшой поднос с бокалом вина и маленькой тарелочкой с фруктами. Анна Петровна посмотрела на подошедшую официантку и смущенно проговорила:
— Извините меня, пожалуйста, но я этого не заказывала, — и, преодолевая неловкость, добавила: — И у меня нет денег за это заплатить.
— А это и не требуется, — беспечно махнула рукой девушка, — это вино вам прислал вон тот господин.
Анна Петровна оглянулась в ту сторону, куда кивнула официантка, и увидела сидящего через пару столиков седовласого человека. Он поймал ее взгляд и учтиво, даже несколько старомодно, поклонился. Анна Петровна раздумывала не больше секунды и жестом пригласила мужчину за свой столик. Тот не стал отказываться и кокетничать, уверенным шагом пересек зал и присел напротив.
— Благодарю вас, — поднимая бокал, произнесла Анна Петровна, — чем обязана я такой щедрости?
Она изучающе смотрела на неожиданного «спонсора», гадая, что его подтолкнуло на этот шаг. Времена, когда она просто нравилась мужчинам, давно минули. Хотя на самом деле она прекрасно видела в зеркале, что для своих лет очень неплохо выглядит.
— Умоляю вас, какая тут еще щедрость, — улыбнулся мужчина. — Настоящее гусарство мне давно не по карману.
Язык не поворачивался назвать его стариком, хотя годами он был близок к Анне Петровне, и даже, пожалуй, чуть-чуть старше. Широкие плечи, натруженные, но чистые руки, прямая осанка, абсолютно седые, но коротко стриженные волосы. Крепкий мужественный подбородок, резкие складки на щеках, выдающие суровость характера и твердость в решениях и действиях. А вот улыбка добрая, мягкая и немного лукавая. Лукавость еще и усиливали многочисленные морщинки, разбегающиеся лучиками от уголков глаз вниз и к вискам. Одет он был довольно просто, но очень аккуратно и добротно, никакого старческого невнимания к мелочам.
