Под утро мы вернулись назад. Командир нас обнял, всех по очереди, и сказал:
— Дай нам Бог обходиться в этом мире без оружия! Дай нам Бог! — и добавил: — мы умеем стрелять, но избавь нас от этого Бог!
И мы разошлись по домам — отдыхать....
Бабушка с новостью встретила меня на пороге:
— Дашенька, ты знаешь: их освободили!
— Кого их? — спросила я.
— Она ничего не знает, — возмутилась бабушка. — Об этом говорят целое утро: освободили наш самолет! Я знала, что мы не дадим им обижать ! Какие молодцы наши солдаты! Сегодня нужно выпить за них ! Надо выпить немножко вина! Я правильно говорю?
— Правильно, — сказала я.
И мы с бабушкой выпили по стаканчику бабушкиной наливки.
А потом я попробовала лечь и заснуть, но не спалось: как только я закрывала глаза, передо мной возникали угасающие глаза парня из самолета. И он, мертвый, стрелял в меня...
А потом позвонил Алик. Бабушка принесла мне трубку в кровать.
Я взяла трубку и неожиданно услышала:
— Даша, теперь ты можешь выходить замуж!
— Почему? — удивилась я словам.
— Как писал Геродот, у сарматов девушек не брали замуж, если они не убили хоть одного врага!
— Откуда ты знаешь? — растерянно сказала я.
И он засмеялся:
— Вот и попалась! Я догадался, что ты освобождала заложников! Рассказывай, как ты убила врага.
— Я не хочу об этом говорить, — сказала я.
— Понимаю, — сказал он. — Рядом бабушка.
— Я просто не хочу про это вспоминать, — сказала я. — И никогда, пожалуйста, не спрашивай меня про это!
Но он спросил в тот же вечер. И очень обиделся, когда я отказалась ему рассказывать.
— Как будто я чужой! — сказал он.
— Нет, — сказала я, — потому что ты не чужой мне! И должен понять меня.
Но он не понял. А мне так хотелось, чтобы он меня понял...
И я рассказала ему все, до конца, ничего не утаивая. И он сказал совсем не то, чего я ждала.
— Одним врагом у Израиля стало меньше, — сказал он и добавил: — первый раз убивать трудно, потом будет легче.
— Я не хочу, чтобы было потом, — ответила я и повторила слова нашего полковника: — мы умеем стрелять, но избавь нас от этого Бог!
А потом было серое жгучее утро. Дул хамсин. На остановке народу было много: автобус что-то запаздывал. Не далеко от меня маленький мальчик — араб, на вид лет трех-четырех, играл с заводной машинкой. Машинка носилась между стоящими людьми и то и дело цеплялась всем за ноги, и мама мальчика покрикивала на него:
— Али, ты всем мешаешь. Успокойся.
Но малыш не слушался. Видно игрушку ему купили не так давно, и он никак не желал расставаться с интересной игрой.
