В загородном доме сторожем Шварц работал в дневное время. Ночью он крепко спал. Храп собаки из будки был слышен далеко. Ложился спать он не сразу. Перед сном обходил участок и в каждом углу громко и злобно брехал. Так он запугивал разбойников впрок. Совершив обход участка, лез в будку и храпел со спокойной совестью. Однажды сосед-эстонец зашел ко мне поздно. Я сидел в бане и долго не мог расслышать его звонков и стука в дверь. Когда я, наконец, впустил соседа, тот изумленно спросил:
– Где твоя собака?
– Спит. – Ответил я. Выражение лица соседа я помню до сих пор. А прошло лет десять.
Собаки у меня были и после Шварца. Но такого замечательного, умного и веселого попутчика больше по жизни мне повстречать не пришлось. И никогда я не жалел, что вернулся за ним на Птичий Рынок.
К сожалению, наш трудолюбивый аккуратист, мэр Москвы, Птичий Рынок прикрыл. Его хозяйскому оку неприятен шальной и неорганизованный торг на Новоконной площади. Наш мэр человек достойный во всех отношениях. Но понять, что в хаосе «Птички» жил дух старой Москвы и что беспорядок Птичьего Рынка по-своему красив и аристократичен, наш мэр не смог. Я готов простить ему «Горбушку». Ей не так уж много лет. А вот Птичий рынок, наверное, простить не смогу.
Чтобы уйти от грустных размышлений о судьбе «Птички», перейду к истории повеселее.
В Крыму, недалеко от прекрасной Ялты, есть милый городок Гурзуф. Этот городок облюбовал когда-то талантливый русский художник Константин Коровин и построил себе дом на самом берегу. В советские времена домик превратился в дом творчества Союза Художников. Я не был членом Союза художников, а состоял в Горкоме графиков на Малой Грузинской. Эта крыша укрывала от властей многих неформалов, ставших теперь мировыми знаменитостями. «Бульдозерные выставки» вошли в историю бунтарского авангарда, но, должен признаться, что лично я никогда с государством не воевал и система власти меня интересовала мало. Я жил сам по себе, что и позволило сохранить интерес к жизни и легкость пера. Но за юридическую свободу Горкому Графиков до сих пор благодарен. Имея в художнической среде множество друзей и знакомых, я и был пригрет в домике Коровина.
Окрестности Гурзуфа, и впрямь весьма живописны. Торчащие из моря камни-скалы за АРТЕКОМ писало множество живописцев. Улочки Гурзуфа, ведущие то вверх, то вниз заставляют тебя передвигаться на цыпочках, и быстро снимают с толстяков лишние килограммы. Я тоже там сбрасывал вес, но вовсе не на улочках. Достопримечательностью Гурзуфа, кроме коровинского домика, Артека и виноградников, была личность по прозвищу Капитан. Эта личность носила морскую фуражку и полосатую морскую фуфайку. Уникален был Капитан двумя вещами. Он мог выпить безумное количество красного вина и имел шлюп. На шлюпе доживал свой век антикварный керосиновый движок. Кроме того, на нем имелось несколько пар весел. Художники, проживавшие в доме творчества, делились на графиков, живописцев и рыбаков. Естественно, я принадлежал к последним. На шлюпе Капитана мы ходили брать ставриду. Ловля ставриды имеет одну особенность – ставриду надо найти. Причем найти в море. Признаков, по которым ее найти легко, нет. Можно ориентироваться по чайкам. Бывает, что они кружат над косяком. Но эта примета срабатывает не всегда. Для ловли ставриды нужен спиннинг, снабженный примитивной катушкой, и самодур – свинцовая дура грушевидной формы. Самодур привязывается к концу лески. Выше, на поводках, вяжутся с десяток крючков. Наживки на ставриду не нужно. Она ловится и на голый крючок, но для собственного удовлетворения рыбаки украшают крючки перышками, красными ниточками или еще чем придумают. Наверное, профессиональная рыбацкая гордость не позволяет ловить на пустой крючок. Слово «наживка» столь много значит для рыбацкого сердца.
