Засыпая на эстонской лежанке в темноте абхазской ночи, я слышал, как Жор, покружив по терраске, плюхнулся у дверей спать. Ночью он пару раз свирепо лаял и бросался куда-то к забору. Жор нес службу. В следующий вояж на базарчик ему уже покупались личные кости и требуха. Жор был поставлен на довольствие.
Три дня я провел в утренних и вечерних походах на речку примерно с одинаковым успехом, а днем стучал на машинке. Работа над повестью пошла резво. На четвертый день я сел писать с утра. Монотонность и однообразие охоты на «абхазских голавликов» мне приелась. Я решил, что первую половину дня поработаю, а после обеда покачу на Бзыбь. Эта серьезная мощная абхазская река обещала быть разнообразнее в рыбном ассортименте. Но в полдень меня прервали. Нагловатые, но доброжелательные и радушные местные начальники прознали, что у них завелся «московский писатель из Эстонии» и приперлись выказывать гостеприимство. Делать нечего, пришлось ехать с ними на торжественный обед в свою честь. Я прекрасно понимал, что моя персона хороша тем, что вносит разнообразие в их сытый быт и дает смысл и повод очередному застолью. Но вида не подавал. Напоили и накормили меня чрезмерно. День и вечер были испорчены.
На следующий день повторилось тоже самое. Я уже хотел запрятать вежливость и скромность гостя подальше и сказать этим милым бездельникам, что приехал вовсе не есть и пить, а творить. Но не успел. Мучители заметили удочки:
– Ты рыбак?
Пришлось признаться.
– Тут ловить нечего, разве это рыба!? – Зацокали они и покачали головами: – Хочешь, организуем тебе рыбалку в горах?
– Форель!? – Дрожащим голосом спросил я.
– Конечно, форель, – прозвучало в ответ. Из ненавистных мучителей мои новые друзья превратились в самых желанных. На следующее утро я, кутаясь в плащ, трясся в грузовике по горному серпантину. Машина, дергаясь и надрывая движок, тянула вверх по каменистой дороге. Часа за три, вытряхнув из меня все потроха, водитель Резо доставил до места. Его командировка радовала, поскольку он совмещал приказ доставить меня на горную речку с возможностью навестить своих стариков. Домик родителей Резо оставался единственным жилым в этих горах. Другие горцы спустились к морю. Гордые старики не захотели перебраться в более цивилизованные районы, и доживали свой век без электричества и других радостей комфорта. Я вылез из кабины. Впереди, в лучах восходящего солнца блистали, слепя глаза, кавказские хребты. Снега начинались далеко, но казалось, вытяни руку и достанешь. В горах расстояния воспринимаются иначе. Реку видно не было, но шум пенящейся воды отчетливо доносился из ущелья. Я попытался разглядеть русло, но тьма еще не отступила, и из ущелья тянуло мраком и холодом. Резо пригласил меня в дом. Я, сперва испугавшись новой порции южного гостеприимства, решил отказаться, но еще раз взглянув в неуютную темноту, согласился.
