– Я об этом не думала, – тихо проговорила Люба. – Да и Глеб мне пока предложения не делал…
– Не делал, так сделает, – заверил Фрол Иванович грозно и обратился к супруге: – Пойдем, мать, Зорьку с поля забирать. Пускай молодые сами меж собой договорятся.
Корова давно была подоена и спокойно вырабатывала в сарае новую порцию молока к утренней дойке. Но Степанида Федотовна хитрость своего мужика поняла и, одобрительно глянув на супруга, вышла за ним в сени.
Оставшись за столом одни, молодые люди смущенно молчали. Наконец Глеб взял Любу за руку и сказал:
– Я был бы счастлив.
– Когда поезд в Москву? – сухо спросила девушка.
– Завтра. Вообще-то в Москву их много идет, но у нас только один останавливается, – ответил Глеб безразличным тоном.
– Не обижайся. Я так сразу не могу, – поняв перемену в душе молодого человека, проникновенно проговорила Люба.
– Мне не на что обижаться. Если бы не родители, я бы никогда себе не позволил, – сказал молодой хозяин и вышел на крыльцо. Поглядев в светлое небо – на Севере летом ночи почти нет, – Глеб вынул из кармана пачку «Беломора» и жадно затянулся. В избе Михеевы не курили. Грэй взбежал на крыльцо и прилег, притулившись спиной к хозяину.
Утром Фрол Иванович молча запряг мерина Гусара и, тяжело вздохнув, подкатил подводу к крыльцу. Глеб вынес Любину спортивную сумку, забросил ее на подводу. Фрол и Степанида проводили девушку до крыльца. Расцеловавшись с гостьей, Фрол Иванович тихо сказал:
– Уж не взыщи, дочка. Мы люди простые, дипломатничать не умеем. Что на сердце, то и на языке.
Люба уселась на мешок с сеном, что Фрол положил ей для амортизации, и, махнув хозяевам на прощание, отвернулась. Москвичка с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться. Всю дорогу ехали молча. Поезд в тишине вологодских лесов слышен издалека. Любе даже показалось, что она почувствовала, как от состава запахло маслом и гарью. Внезапно она соскочила с возка, забежала вперед и встала перед мордой лошади. Глеб от растерянности еле успел натянуть вожжи.
– Разворачивай коня, лесной разбойник, – сердито приказала москвичка.
– Так поезд… – нерешительно протянул Глеб.
– Черт с ним, с поездом. Или струсил жениться? – продолжала грозно вопрошать Люба.
Глеб опустил ноги с телеги. Спрыгивать с его ростом нужды не было, подошел к девушке, уже привычным жестом забросил ее к себе на плечи и пошел назад.
– А лошадь?! А моя сумка, наконец! – стараясь удержать сердитую маску на лице, крикнула Люба. Глеб опустил москвичку на дорогу, вернулся к телеге, взял ее за ось и, приподняв задние колеса, крутанул весь «экипаж» в обратную сторону. Конь, прикладывая задок и прижимая уши, засеменил задними ногами, разворачиваясь вслед за телегой. Покончив с обозом, Михеев подмигнул Любе и, вернув ее себе на плечи, зашагал к дому.
