С телеграммой Куропаткина и проектом моего ответа на нее я пошел к Драгомирову. «Ответ твой одобряю, правильно ты это соображаешь, – признал Михаил Иванович. – Как он только не понимает, что ему нужен Скобелев, у которого он сам был только хорошим начальником штаба».
Еще до начала японской войны Драгомиров стал прихварывать и подумывал о том, не пора ли уйти на покой.
И вскоре после начала японской войны он покинул службу, огорченный тем, что государь хотя бы лишь для проформы не попросил его еще остаться. Он поселился в своем имении близ Конотопа, в Черниговской губернии.
Впоследствии, как командующий войсками, при моих поездках по Киевскому округу я ни разу не проезжал мимо Конотопа, чтобы со своими спутниками, бывшими партнерами Михаила Ивановича, не заехать навестить своего бывшего начальника. Он, видимо, угасал, здоровье его ухудшалось, но с «винтом» расстаться он не мог и, лежа в постели, даже когда дышал кислородом из резиновой подушки, при нашем приезде требовал «стол и карты».
– На том свете играть не придется, нельзя терять времени здесь, на земле, – говорил он, принимаясь за игру.
Застали мы его однажды играющим с местными партнерами: конотопским уездным казначеем, исправником и доктором. Увидя нас, Михаил Иванович с радостью объявил:
– Ну, слава Богу, приехали настоящие партнеры, а вы уходите, – и добродушные жители Конотопа уходили, не обижаясь.
В тот последний раз, что я был у Драгомирова, сознавая приближающийся конец своего земного пребывания, он сказал мне:
– Ухожу, брат, в лучший мир и тебе не завидую, что остаешься еще влачить свое существование на земле. Прохвост пошел в ход, компания незавидная.
Глава XIII. Командующий войсками Киевского военного округа (1904–1908)
Военный мир, в центре которого довелось быть мне, вплоть до описанных событий апреля 1905 года, жил настолько замкнуто, что вне этого круга мало кто знал, какое особенно тяжелое время в 1904 году переживал Киевский военный округ. Как командующему войсками пограничного округа, которому при международных осложнениях на западной границе для защиты страны пришлось бы стать в первые ряды государственной обороны, мне тяжело было сознавать, что все созданное Драгомировым при моем участии в несколько месяцев растаяло, как снег на солнце.
Японскую кампанию Куропаткин вел наподобие колониальной войны, а не похода на приграничном сухопутном фронте. Народ не призывался для защиты своей родины; предпринятый «поход в Маньчжурию» считали чисто военно-технической операцией, не такой важности, чтобы она требовала мобилизации всей русской армии. Шапками, мол, закидаем! Ограничились, собственно, мобилизацией сибирских корпусов и затем пополняли действующую армию командированием отдельных частей из внутренних корпусов России и добровольцами. Следствием этих полумер было то, что в руках у Куропаткина не оказалось крепкого и хорошо настроенного инструмента, а получился следующий дефект: западная граница государства была обнажена в действительности, ибо полки без офицеров, унтер-офицеров и нижних чинов оказались какими-то теоретическими единицами, а не боевыми частями.
