Один из моих приятелей покрутил у виска и сказал, что отец выгонит его из дома, если увидит такую книгу в руках сына.
Я не хочу, чтобы мой сын думал обо мне так же. Конечно, сейчас есть Интернет, где ему все объяснят подробно и доходчиво. Но все равно первым про женщину должен буду рассказать ему я, а потом, потом я расскажу сыну про свое новое слово, и когда у моего мальчика случится это в первый раз, он просто шепнет мне на ухо: «Допельдон!» — и я все сразу пойму. И порадуюсь за него.
Снова на улице произошло какое-то шевеление. Уехал сосед. Слышу, как удаляется звук мотора его машины, потом хлопнула дверь в подъезде — и снова по асфальту застучали чьи-то каблуки. Выглядываю. И никого не вижу. Улица пуста. Просто поразительно, как быстро умею летать эти «фемина флайенсы»!
Да, обязательно надо объяснить сыну про сексуальную энергию и про то, что с женщиной можно трахаться, можно заниматься сексом, а можно любовью.
Интересно, а я-то знаю сам, в чем здесь отличие? И смогу ли я подобрать правильные слова? Хотелось бы верить, что я в этом разбираюсь. Разобрался?!
Неожиданно ловлю себя на мысли, что, кроме меня и Барсика, в квартире есть кто-то еще. На эту мысль меня наводит непонятный звук. Какое-то дребезжание! Жук не жук, муха не муха! Где-то рядом, но где, не пойму. «Трубку возьми, возьми трубку. Мать звонит!» — извещает мне мой телефон голосом попугая из спальни. Просто удивительно, как долго я не слышал звука своего мобильного. Наверное, часов десять. А этот сигнал я не слышал вообще уже, наверное, неделю. Больше того, как это не стыдно произносить, я вообще даже забыл, что у меня есть мать.
Иду к телефону, по пути прикидываю, с какой это стати она решила мне позвонить в такую рань. А часы показывали всего лишь двадцать три минуты девятого. Но никакого логичного объяснения, кроме «что-то случилось», не нашел.
— Да, мам! — произношу я, приложив трубку к уху, и слышу на другом конце тонкие всхлипы. — Что случилось?
— Графчик умер.
«Допельдон! — проносится в моей голове. — Вот, где Собака зарыта! Блин, накаркал! Ведь, честно, не хотел. Даже мыслей таких не было!» Но это я говорю про себя, вслух же я произношу совсем другое. Единственное, нормальное слово, которое я смог выдавить из себя, было:
— Когда?
— Да, не знаю, — хлюпает мать, — Я ему Граф, Граф, а он из будки не выходит. Лежит, и глаза стеклянные.
