Сергей был уже на улице, шагал по широкой набережной, где за тяжелой чугунной решеткой синела река, шныряли катера, неторопливо ворочались рейдовые буксиры, растаскивая баржи, а в ушах все еще звучал холодный голос директора.
«За что, за что он так на меня? — колотились мысли у Сергея. — Неужели я хуже других? Где, в каком уставе записано, чтобы человека выгоняли за то, что он носит необычные брюки? Хотя в приказе так не напишут, это было бы глупо. Конечно же, нет! Они сформулируют по-другому. За академическую неуспеваемость и недисциплинированность на практике... Не случайно эта старая калоша подсунула рапорт руководителя практики... В общем, прощай, институт...»
Сергей стоял в полукруглой деревянной беседке на самом краю откоса. Река отсюда казалась совсем рядом.
С деревьев, которые окружали беседку, падали листья. Вот один из листков медленно начал отделяться от ветки, но, повернувшись плашмя, заскользил, словно планер. Лист унесло вдаль, и в душе осталась щемящая горечь увядания.
Теперь все надо начинать по-новому. А как? Что он умеет? Хотя как что? У него пара рук, здоровое сердце, он может стать котельщиком в конце концов! Не зря же он был на практике. По крайней мере он сумеет заработать себе на кусок хлеба, а тем видно будет.
Тонкая паутина скользнула по лицу Сергея. Он смахнул ее. Неожиданно вспомнил отца, который был геологом и погиб где-то на Урале. «Мало родиться, сынок, — часто говорил отец. — Надо посмотреть, кем стал человек, к чему он пришел...»
Выходит, он, Сергей Мокшанов, пришел на этот свет за тем, чтобы стать котельщиком? Ну, а что делать, если он неудачник?..
Подходя к перекрестку, Сергей увидел трамвай, на котором обычно ездили студенты из института в общежитие. Машинально ускорил шаги, но трамвай ушел.
«Неудачнику всегда так, — подумал Сергей, — и трамваи уходят из-под носа и ветер бьет в лицо».
Соседи по комнате были в сборе, подавленно молчали. Только что приходил комендант, спросил, где койка Мокшанова, молча забрал с нее подушку, содрал одеяло, простыни, загнул матрац. Все было ясно без слов.
«Жалеют», — неприятно кольнуло Сергея, и он, ни слова не говоря, стал собираться.
Молча уложил в чемодан книги, белье, сбоку воткнул логарифмическую линейку и готовальню. Подвернулся под руку флакон с бриолином — вышвырнул его в окно.
Витька Селезнев, староста комнаты, друг, растерянно спросил:
— Куда же теперь?
— А я знаю? Попробую на завод. — Помолчал, усмехнулся одними губами (в глазах растерянность). — Как ни говори, все-таки три курса за спиной...
