— Ладно, зови зверька, — улыбнулся У, довольный внезапно пришедшему на ум сравнению, и проследил за быстро убегающим разбойником пытливым взглядом. — Посмотрим, Соболь, как ты выберешься из моей ловушки.
Как и положено бандиту, Соболь подошёл к У вразвалочку, жуя зубами веточку сосны, и медленно цедя через зубы поинтересовался:
— Думаю, Федя, пора рассчитаться со мной за первую часть выполненной работы.
— Ты мне не доверяешь? — изобразил изумление на неподвижном желтом лице У. — Мы знакомы давно, было хоть раз, чтобы я тебя подвёл? — и предложил сесть возле костерка, сделав определённый жест.
— Время течет, и люди меняются, Федя, — Соболь проигнорировал приглашение У. — Отдай мою долю и долю моих людей, и тогда я решу, стоит ли дальше участвовать в твоём мутном предприятии.
— Давай закончим дело, Соболь, — настаивает на своём У. — Я тебе передавал слова моих вождей, ты можешь рассчитывать на покровительство…
Соболь выхватил из-за пазухи револьвер и направил на У, чем поставил точку в его разглагольствованиях.
— Или ты отдаёшь мою долю, или… — изо рта бандита полетели слюни и злобой налились глаза.
Будто ничего не произошло, У ответил спокойно:
— Соболь, ты мне угрожаешь?
— Я требую своего!
— Мои гарантии… — начал У.
Соболь снова прервал китайца:
— Плевать хотел и на тебя с твоим сраным правительством и на твои говённые гарантии, мразь узкоглазая! Быстро гони долю!
Разгорячённый и взбешённый спокойствием китайца Соболь не заметил, как У выхватил небольшой изогнутый кинжал, быстрыми и отточенными движениями перерезал горло и вспорол живот. Пытаясь поймать руками вываливающиеся кишки, захлёбываясь кровью Соболь прохрипел:
— С-с-сука!..
У крикнул в темноту пару резких фраз; его бойцы окружили помощников Соболя, как тени возникнув из сумрака тайги, чем предельно удивили, застав врасплох, не искушённых в искусстве ведения тайной войны обычных воров и бандитов. Резня длилась недолго, алая кровь бандитов ажурной росписью украсила снег; через минуту до слуха У донесся хвалебный, победный крик его бойцов. Он удовлетворённо покачал головой, плюнул на остывающее скрюченное тело бандита и тихо сказал с презрением:
— Вот тебе твоя доля и мои гарантии, помёт лисий!
Долина Дьулаанхайа, стойбище якутов, полночь. 28 октября 1914 г.
Казаки расселись вокруг горящего очага и внимательно следили за манипуляциями якута. Тот подбросил в костёр сучья, несколько жменей сухого ягеля и пару пучков пахнущей медово травы. Пламя с удовольствием занялось, по стенам юрты побежали блики, в зрачках людей отразился огонь. Хозяин взял в одну руку бубен, в другую колотушку, рукоять которой обмотана потёртой шкурой зайца и начал потихоньку бить ею в кожаную мембрану. Глухой и одновременно звонкий звук наполнил юрту. Лицо камлающего якута преобразилось, разгладились морщины, лёгкий румянец украсил щёки, еле шевеля губами, мужчина запел речитативом. Медленно поворачиваясь то влево, то вправо он приседал и тогда его голос звучал глубоко, казалось, он исходил откуда-то из глубины груди. Чистый и ровный звук сменялся режущими слух модуляциями и тогда присутствовавшие слышали в его пении рев бурана, завывание метели, свист ветра, шёпот деревьев — звуки тайги. Пение прекратилось, но мужчина продолжал двигаться, прыгать попеременно на правой и левой ноге, при этом сильно тряся головой. Прыжки сменились резкими поворотами вокруг себя. И снова полился речитатив, монотонный и тягучий, как дождливый осенний воздух, наполненный скорыми ожиданиями зимы. По лицу якута струился пот, большие крупные капли заливали глаза, стекали по щёкам на подбородок. Внезапно камлание прекратилось.
